Воспоминания Горация

Я был вынужден признаться ему, что, будучи, подобно Кассию, эпикурейцем, придерживаюсь его мнения в отношении этого призрака, то есть полагаю, что Брут стал жертвой обмана своих чувств.

— Тем не менее, — сказал Брут, — я видел его и слышал.

И затем добавил:

— Ну а если, как он мне угрожал, я снова увижу его при Филиппах?

— В таком случае, — ответил я, — мне остается высказать лишь одно желание: быть там в тот момент, когда он явит себя.

Но Брут покачал головой и промолвил:

— Да нет, он лишь ради меня одного придет и лишь мне одному явит себя.

Затем он умолк и, как обычно, погрустнел.

Примерно в два часа пополудни войска выступили в поход. Я командовал частью авангарда и шел впереди него.

Внезапно два орла, парившие в небе, опустились на передовые знамена.

Я тут же послал к Бруту центуриона, чтобы сообщить ему об этом предзнаменовании.

Центурион вернулся. Вот что сказал ему Брут:

— Поздравь Флакка с этим предзнаменованием и скажи ему, чтобы он берег этих орлов и кормил их. Все будет хорошо, если они не улетят.

Я изо всех сил заботился об этих орлах, кормил их на протяжении всего пути, и они оставались с нами до самых Филипп.

Однако накануне битвы они улетели.

Предзнаменование это сильно испугало Брута.

XXIX

Начало военных действий. — Брут и Кассий неожиданно нападают на авангард Антония. — Искупительные жертвоприношения Цезаря Октавиана и Брута. — Зловещие знамения. — Кассий предлагает отсрочить сражение; Брут настаивает, чтобы оно было дано немедленно. — Большинство присоединяется к мнению Брута. — Брут и Кассий заключают между собой договор о жизни и смерти. — Бездействие Октавиана, вызванное сновидением. — Первая битва при Филиппах. — Брут одерживает победу, Кассий терпит поражение. — Кассий посылает Титиния на разведку. — Роковая ошибка Кассия. — Полагая, что Брут разгромлен, а Титиний взят в плен, Кассий приказывает Пиндару убить его. — Титиний, невольно став виновником этой смерти, убивает себя у тела своего военачальника.

Двигаясь в северном направлении, Брут и Кассий принудили к подчинению те несколько городов, оказавшихся на их пути, что были способны встать на сторону Октавиана и Антония.

Они переправились через Геллеспонт и следовали вдоль берегов Фракии, в то время как их флот продвигался вперед по водам залива, именуемого Фасосским морем.

Авангард Антония и Октавиана уже встал лагерем в местности, именуемой Теснинами, напротив горы Символ, одного из отрогов Пангейских гор.

Командовал авангардом Норбан.

Далекий от мысли, что Кассий и Брут находятся так близко от него, он оказался окружен нашими войсками в тот момент, когда менее всего этого ждал, и, вынужденный покинуть свои позиции, оставил в плену у нас значительную часть своей армии.

Она едва не попала туда вся целиком вместе с ним.

Кассий и Брут намеревались броситься в погоню за ним, как вдруг им стало известно, что Антоний, с невероятной быстротой совершая усиленные дневные переходы, пришел на помощь своему легату.

Октавиан был болен и потому задержался; он появился лишь через неделю после Антония.

Задолго перед тем Кассий и Брут уже заняли позиции на склоне горы, у подножия которой построены Филиппы; обращенная к противнику сторона боевого расположения их войска была защищена небольшим ручьем, который берет начало на этой горе и впадает в море.

Лагерь Брута был ближе к Филиппам, лагерь Кассия — ближе к морю.

Войско Октавиана и Антония целиком опиралось на Стримон.

Пространство, заключенное между безымянным ручьем, на берегу которого мы встали лагерем, и Стримоном, то есть равнина, где разыгралась битва, которую я намереваюсь описать, называется Филиппийскими полями.

Октавиан расположил свой лагерь напротив Брута, Антоний — напротив Кассия.

Никогда еще, даже при Фарсале, две столь крупные римские армии не противостояли друг другу.

Войско Брута, в которое входил и я, по численности намного уступало войску Октавиана, но, благодаря красоте вооружения, большей частью сверкавшего золотом и серебром, отличалось от него своим великолепием.

Будучи сам скромным и непритязательным, Брут позволял своим солдатам и командирам роскошество в вооружении. Он был убежден, что, когда человек обороняется, он одновременно защищает и свое вооружение и, чем это вооружение богаче, тем лучше он его защищает.