Воспоминания Горация

«Народный трибун пропретор Марк Антоний шлет привет императору Цицерону!

Если бы я не любил тебя сильно и гораздо больше, нежели ты полагаешь, я бы не побоялся слуха, который о тебе распространился, особенно раз я считаю его ложным. Но так как я чту тебя сверх меры, не могу скрыть, что для меня важна и молва, хотя она и ложная. Не могу поверить, что ты собираешься за море, когда ты столь высоко ценишь Долабеллу и свою Туллию, самую выдающуюся женщину, и столь высоко ценим всеми нами, которым твое достоинство и значение, клянусь, едва ли не дороже, чем тебе самому. Тем не менее я полагал, что другу не подобает не быть взволнованным даже толками бесчестных, и испытал это тем глубже, что на меня возложена, по моему суждению, более трудная задача в связи с нашей обидой, которая возникла более от моей ревности, нежели от твоей несправедливости.

Ведь я хочу, чтобы ты был уверен в том, что для меня нет никого дороже тебя, за исключением моего Цезаря, и что я вместе с тем нахожу, что Цезарь относит Марка Цицерона всецело к числу своих.

Поэтому прошу тебя, мой Цицерон, сохранить для себя полную свободу действий, отказаться от верности тому, кто, чтобы оказать тебе услугу, сначала совершил несправедливость, с другой стороны, — не бежать от того, кто, если и не будет тебя любить, чего не может случиться, тем не менее будет желать, чтобы ты был невредим и в величайшем почете.

Приложив старания, посылаю к тебе своего близкого друга Кальпурния, чтобы ты знал, что твоя жизнь и достоинство — предмет моей большой заботы».[61]

Все эти настояния не имели успеха; участь Цицерона была заранее написана в книге судеб. В начале июня он покинул Кумы и 7-го числа того же месяца писал из гавани Кайеты своей жене Теренции, что сильнейшая рвота желчью положила конец недомоганию, удерживавшему его в Италии, и что он просит ее совершить благоговейно и в чистоте, как ей это присуще, жертвоприношение Аполлону и Эскулапу.

Пока Цицерон садился на судно в Кайете, Цезарь отправился в Испанию. Он оставался там семь месяцев. Через семь месяцев Испания была усмирена. По возвращении Цезаря в Рим сенат назначил его диктатором.

В момент провозглашения диктатуры Цезаря все ожидали увидеть начало проскрипций.

Но ничего такого не произошло. Напротив, первым указом Цезаря стал закон о возвращении изгнанников.

Все, кто еще оставался в ссылке, даже со времен Суллы, вернулись в Рим.

Конфискованное имущество изгнанников, умерших в ссылке, было возвращено их детям.

Был издан указ о tabulæ novæ,[62] то есть частичном банкротстве на двадцать пять процентов в пользу должников, и все при этом оказались довольны, даже кредиторы, опасавшиеся банкротства на семьдесят пять, а то и на сто процентов.

Затем, на одиннадцатый день своей диктатуры, он добился, чтобы его избрали консулом вместе с Сервилием Исаврийским, который перед тем дал ему добрый совет: немедленно выступить против Помпея.

Это был один из тех советов, какие можно было дать лишь Цезарю.

Цезарь оставил свою армию в Испании, и теперь ему необходимо было спешно создавать новую армию, тогда как Помпей, напротив, находившийся в Диррахии почти целый год, имел в своем распоряжении достаточно времени, чтобы собрать великолепную армию.

Помпею не нужно было делать ничего другого весь этот год, пока Цезарь подчинял себе Испанию, захватывал Массалию, усмирял мятежи, успокаивал Рим, возвращал изгнанников и улаживал интересы должников и кредиторов.