Воспоминания Горация

В течение этих трех лет Цезарь завершил свой грандиозный труд по восстановлению порядка. После того как Цезарь то ли убил, то ли утопил юного царя Птолемея; передал Египет в руки Клеопатры; одним ударом меча уничтожил Фарнака и одержал победу над Галлией, Понтом, Египтом и Африкой — после всего этого он был назначен диктатором на десятилетний срок. После того как Цезарь создал новый календарь; сокрушил Сципиона, Афрания, Петрея и Юбу в битве при Тапсе; разгромил Гнея Помпея и Секста Помпея в битве при Мунде и узнал, что Катон вспорол себе живот, — после всего этого он был назначен диктатором пожизненно и держал теперь в своих руках весь мир.

Естественно, бывшие приверженцы Помпея проклинали Цезаря. Вместо того чтобы сплотиться вокруг благих дел, которые совершал Цезарь, они ненавидели его за то, что он не заслужил той хулы, какая поочередно обрушивалась на Мария за его убийства, на Суллу за его проскрипции и на Помпея за его малодушие.

В то же время бывшие города-республики Греции, которым римское правительство оставило их городские законы, воспринимало крах римской свободы как крах своей собственной свободы. Особенно ненавидели Цезаря афиняне, хотя сенат по-прежнему обращался с Афинами благосклоннее, чем с другими городами.

Между тем распространился слух, что Цезарь начал сталкиваться со скрытым, но все возрастающим противодействием.

Всеобщее недовольство проявлялось в самых разных обстоятельствах.

Мало того, что Цезарь принимал сверх всякой меры неслыханные почести, так он еще и позволил установить свою статую среди царских статуй и восседал в золотом кресле в сенате и суде; его изваяние носили в цирковых процессиях с той же помпой, что и изваяния богов; он имел храмы, жертвенники и жрецов; он дал свое имя одному из месяцев года и по собственному произволу и с равным презрением получал и раздавал высокие звания.

Несчастный великий триумфатор! Достигнув апогея своей фортуны, он ощутил полное отсутствие в ней смысла.

Предвестия зарождающейся оппозиции обступали его со всех сторон.

Как-то раз один из трибунов отказался встать, когда он проезжал мимо.

— Трибун, — воскликнул он, — не вернуть ли тебе и республику?!

В другой раз, когда сенат назначил ему какие-то чрезвычайные почести, сенаторы явились на Форум, где он восседал, с намерением уведомить его о своем решении.

Однако, обращаясь к ним, словно к частным лицам, он ответил им, не вставая, что следовало бы скорее сократить оказываемые ему почести, чем множить их.

Рассерженные сенаторы удалились.

И напрасно сенату говорили, что Цезарь хотел встать, но его удержал от этого Бальб, сказав ему: «Разве ты не помнишь, что ты Цезарь?»

Напрасно сенату говорили, что Цезарь опасался эпилептического припадка, и он сам оправдывался этой боязнью.

Сенат так и остался рассерженным.

Наконец, в другой день — то был день праздника Луперкалий, когда молодые люди из знатных римских семей и бо́льшая часть магистратов бегали нагими по городу, держа в руках кожаные ремни, и без разбору стегали этими ремнями всех, кто попадался им на пути, — Цезарь, восседая на своем золотом кресле, председательствовал на празднике, как вдруг Антоний, в качестве консула участвовавший в священном беге, поднялся над толпой, подхваченный руками своих друзей, и протянул ему царский венец, обвитый лаврами.

Несколько льстецов захлопали в ладоши.

Однако Цезарь отверг венец, и народ стал рукоплескать.

Это уязвило Цезаря.

И кроме того, что бы он ни делал, как бы ни старался быть милосердным, справедливым, добрым, ему не удавалось привлечь к себе своих врагов.

Все эти огорчения вызвали у Цезаря глубокое отвращение к жизни. Он распустил свою испанскую гвардию и один, без охраны, прогуливался по улицам Рима, по Форуму и Марсову полю. Однажды он во всеуслышание сказал: «Я предпочитаю быть убитым, нежели все время бояться». А в другой раз заявил: «Рим больше заинтересован в сохранности моей жизни, чем я сам».

Вот об этом-то все в Афинах и вели бесконечные разговоры в Ликее, в садах Академа и на Агоре, как вдруг разнесся слух, которому вначале никто не поверил:

— Цезаря убили двадцатью двумя кинжальными ударами!

Затем, мало-помалу, стали появляться подробности убийства и рядом с именем жертвы зазвучали имена убийц: Брут, Кассий, Каска, Кимвр, Требоний и Децим Брут по прозванию Альбин.

И все же сомнения еще оставались, пока сын Цицерона не получил «Трактат об обязанностях», который прислал ему отец.

Цицерон вставил в свое сочинение несколько фраз, в которых он подтверждал страшную новость.

Но почему Цицерон так сильно ненавидел Цезаря, который никогда не делал ему ничего плохого и так часто делал ему столько хорошего?

Все очень просто: Цезарь и Цицерон оба были великими личностями, однако личность Цезаря затмевала личность Цицерона.

Если бы Цезарь пожелал посвятить себя судебному красноречию, он стал бы таким же великим оратором, как Цицерон. Но вот Цицерон, посвяти он себя военному делу, никогда не стал бы таким же великим военачальником, как Цезарь.

Цицерон сын то ли сукновала, то ли огородника, никто этого толком не знает.