Воспоминания Горация

Брут отрицательно покачал головой.

— Нет, — сказал он, — Антоний не заслужил смерти; пусть живет.

Тем не менее, поскольку Антоний обладал необычайной телесной силой и многие опасались, как бы она не помешала им осуществить задуманное, было уговорено, что к Антонию приставят нескольких заговорщиков, которые будут удерживать его вне зала заседаний сената, пока там будет совершаться убийство.

Решив данный вопрос, все вышли из дома Кассия.

Собрались же они там под предлогом сопроводить к Капитолию сына Кассия, которому в тот день предстояло впервые облачиться в мужскую тогу.

Я уже рассказывал о подробностях данной церемонии, когда говорил о том, как это происходило со мной.

Заговорщики действительно проводили юношу до Форума.

Там каждый из них занял полагающееся ему место.

Преторы поднялись на свои судейские возвышения и объявили, что готовы отправлять правосудие.

Брут был в их числе.

Другие заблаговременно вошли под кровлю портика Помпея.

Лица их были бесстрастны.

Брут приговорил одного из ответчиков к уплате штрафа.

— Я обращусь с жалобой к Цезарю, — заявил этот человек.

— Цезарь никогда не препятствовал и никогда не воспрепятствует мне судить в согласии с законами, — спокойно ответил ему Брут.

Между тем время, когда должен был прийти Цезарь, наступило, а он так и не появился.

Что удерживало его дома? Его предупредили? Или он прислушался к словам авгура, посоветовавшего ему опасаться мартовских ид?

В этот момент глубокой тревоги, когда заговорщики уже начали переглядываться между собой, к Кассию и Бруту подошел сенатор Попилий Ленат и, поприветствовав их, сказал им вполголоса:

— Поспешите: дело, которое вы задумали, уже не является тайной. Молю богов даровать ему полный успех.

В эту минуту примчался один из рабов Брута, бледный и растерянный.

Он явился сообщить ему, что Порция при смерти.

— Это она послала тебя ко мне? — спросил Брут.

— Нет, — ответил раб, — я примчался по своему собственному почину.

— Тогда я остаюсь, — произнес Брут.

Не успел он договорить, как послышался шепот:

— Антоний! Антоний идет!

Антоний пришел сообщить, что Цезарь не выйдет сегодня из дома, поскольку испытывает недомогание, и просит сенат перенести заседание на другой день.

И тут на память заговорщиками пришли слова Попилия Лената. Если, как он сказал, заговор получил огласку, то перенести его исполнение на другой день невозможно, и, следовательно, они погибли.

И тогда было решено, что один из них пойдет за Цезарем к нему домой и постарается убедить его выйти из дома.

Выбор пал на Альбина.

Это был человек, которого Цезарь любил более всех после Марка Брута и в завещании назначил своим наследником второй очереди.

Цезарь не был болен, он лишь уступил страхам Кальпурнии.

Альбин пристыдил его за эти страхи и, невзирая на мольбы Кальпурнии, увел с собой.

Но не отошли они и на двадцать шагов от его дома, как ритор Артемидор Книдский, державший в Риме школу греческой словесности, попытался приблизиться к Цезарю.

Однако сделать это было нелегко. Появления Цезаря все ждали, и, как только он вышел из дома, его окружила целая толпа клиентов: одни о чем-то просили его на словах, другие вручали ему письменные прошения.

Не имея надежды поговорить с ним наедине и вполголоса, Артемидор приготовил записку.

Он вручил ее Цезарю, сказав ему:

— Цезарь, немедленно прочти эту записку: в ней говорится об очень важном деле, касающемся лично тебя.

Цезарь взял записку, кивнул Артемидору и принялся читать, но, поскольку ему мешала толпа, а кроме того, его всячески отвлекал Альбин, он не сумел дочитать записку до конца и вошел в сенат, все еще держа ее в руках.

Войдя туда, он направился прямо к приготовленному для него креслу.

В этот момент, как и было условлено, Требоний оттеснил Антония от Цезаря, затеяв с ним разговор о делах, которые, как он знал, были тому чрезвычайно интересны.

Все это время Кассий не отрывал глаз от статуи Помпея.

Будь он приверженцем философии Платона, а не Эпикура и верь он в загробную жизнь, можно было бы подумать, что он призывает Помпея содействовать успеху предприятия, которое должно было отмстить за него Цезарю.

Цезарь еще не успел сесть, когда к нему подошел Тиллий Кимвр.

Об этом было уговорено заранее.

Тиллий Кимвр должен был попросить Цезаря отозвать из ссылки своего брата-изгнанника.

Он начал свою речь. Все заговорщики тотчас же обступили Цезаря: решающий момент настал.

Цезарь взирал на них без всякой тревоги, полагая, что находится в окружении друзей.

На просьбу Тиллия Кимвра он ответил отказом; впрочем, то, что в ней будет отказано, было известно заранее.

Это стало поводом еще плотнее стиснуть его со всех сторон, и поводом этим воспользовались.

Все простирали к Цезарю руки, словно моля его.

Но он, отвергая их настояния, промолвил:

— Это бесполезно. Я решил, что при моей жизни Кимвр не вернется в Рим.

Затем, чувствуя, что ему становится душно, он попытался отстраниться от наседавшей на него толпы.

Но Тиллий обеими руками схватил его тогу, потянул на себя и рывком обнажил ему плечо.

— Ах так! — воскликнул Цезарь. — Это уже не просьба, это насилие!