Воспоминания Горация

Путей к отступлению у заговорщиков больше не было.

Каска, стоявший позади Цезаря, выхватил кинжал и первым нанес удар.

Но, поскольку Цезарь, выведенный из терпения, подался вперед, чтобы подняться, клинок скользнул по плечу и лишь слегка поцарапал его.

— Каска, негодяй, что ты делаешь?! — вскричал он.

И, схватив кинжал Каски одной рукой, другой он ударил его стальным грифелем, который служил ему для писания на восковых табличках.

— Друзья, — по-гречески крикнул Каска, — на помощь!

В ответ на этот призыв одни заговорщики выхватили кинжалы, другие — мечи и все вместе бросились на Цезаря.

В какую бы сторону он ни поворачивался, он видел и чувствовал лишь направленные на него клинки.

Однако этот человек, прошедший через кровавые битвы, ничуть не казался испуганным таким зрелищем и, вырвав из рук убийц один из этих мечей, намеревался, несомненно, дорого продать свою жизнь, как вдруг среди заговорщиков он заметил Брута.

При виде его он выпустил из рук клинок и, не произнеся никакой другой жалобы, никакого другого упрека, кроме слов: «И ты, сын мой!», накинул себе на голову тогу и подставил свое тело под удары мечей и кинжалов.

Но, странное дело, он оставался стоять, и потому убийцы принялись с удвоенной яростью наносить ему удары, поранив при этом друг друга.

В итоге у Брута оказалась рассечена рука.

Наконец, Цезарь рухнул у подножия статуи Помпея.

Он был мертв.

Тогда Брут вознамерился произнести речь и восхвалить совершенное им деяние, однако кругом царило ужасающее смятение и те сенаторы, что не состояли в заговоре, бросились к выходам, крича: «Убийство! Цезаря убивают!»

Вслед за ними, с криком «Цезарь мертв!», наружу бросились те, кто видел, как Цезарь упал.

Тотчас же начавшаяся в сенате сумятица перекинулась на Форум, а с Форума — на улицы города.

Одни запирали двери своих домов и прятались внутри.

Другие, напротив, оставив открытыми свои лавки и опустевшими свои меняльные столы, устремлялись к портику Помпея в надежде, что, возможно, добегут вовремя и успеют предотвратить убийство.

В разгар этой сумятицы обратились в бегство два человека, которые опасались за собственную жизнь.

То были Антоний и Лепид, два ближайших друга Цезаря.

Другие сенаторы, напротив, присоединились к заговорщикам, которые собрались в кучу и которых легко было узнать по их обнаженным и обагренным кровью мечам.

Все вместе они спустились по ступеням портика Помпея и направились на Форум.

Что же касается трупа, то он так и остался лежать в луже крови.

Все подходили взглянуть на него, но никто не осмеливался притронуться к нему.

Наконец, трое рабов подняли его, взвалили на носилки и отнесли домой.

Кальпурния уже знала о своем несчастье и поджидала труп супруга, стоя у двери своего дома.

Послали за врачом Антистием.

Увы, Цезарь был мертв; врач насчитал на его теле двадцать три раны.

Лишь одна из них, нанесенная в грудь, оказалась смертельной.

Однако события развивались совсем не так, как замышляли заговорщики.

Предполагалось, что, когда Цезарь будет убит, его тело проволокут по улицам и бросят в Тибр.

После этой расправы все его имущество конфискуют, а все его постановления объявят недействительными.

Однако заговорщики не осмелились осуществить свой замысел. Они опасались Антония и Лепида. Антоний был консулом, а Лепид — начальником конницы.

Оба они могли появиться с минуты на минуту: один — со своими солдатами, другой — со своими ликторами.

Более того, никто не знает, что делали заговорщики в оставшееся время этого дня.

Казалось, что, напуганные своим ужасным деянием, они просто попрятались.

На другой день Брут, Кассий и другие убийцы явились на Форум и обратились с речами к народу.

Однако их встретили ледяным молчанием.

Народ чтил Брута, но явно скорбел о Цезаре.

Видя это, заговорщики удалились на Капитолий, как если бы желали отдаться под защиту богов.

Тем временем сенат собрался и приступил к совещанию.

Антоний, Планк и Цицерон предложили объявить всеобщую амнистию и особым указом обеспечить заговорщикам полную безопасность. Кроме того, сенату следовало решить, какие почести должны быть им оказаны.

Затем, поскольку заговорщики потребовали предоставить им заложников, Антоний отправил им своего сына.

После этого заговорщики спустились вниз и собрались в сенате, где был торжественно заключен мир.

В знак полного примирения Брут отправился ужинать к Лепиду, а Кассий — к Антонию.

Что же касается остальных заговорщиков, то одних повели к себе их друзья, а других — просто знакомые, дабы побрататься с ними, как это сделали Лепид с Брутом и Антоний с Кассием.

Назавтра сенат собрался снова.

В этот день Антонию были оказаны самые торжественные почести. Его поблагодарили за то, что он пресек междоусобную войну в самом зародыше. После этого распределили провинции.

Брут, которого сенат осыпал похвалами, получил остров Крит; Кассий — Африку; Требоний — Азию; Кимвр — Вифинию, а Брут Альбин — ту часть Галлии, что лежит по берегам Пада.

К несчастью, забыли об Антонии. Однако Антоний был не из тех, кто готов удовольствоваться простыми благодарностями.