Воспоминания о жизни и деяниях Яшки, прозванного Орфаном. Том 2

Во время нападения татар, когда было нужно оказать им сопротивление, несмотря на болезнь, он уже готовился сесть на коня с посполитым рушением, когда эти дикари по своему обыкновению умчалась с добычей. Несомненно, что если бы в нём была степенность, ума и храбрости было бы вдоволь. У него самого были большие познания и любил учёных людей, любил и собирал произведения искусства, картины, статуи и золотые изделия; он любил себя окружать королевской изысканностью и великолепием, с людьми был добрым, но также порой умел быть и суровым. Ему помнили то, что за нанесение удара клирику он безжалостно осудил брата Кжеслава из Курозвек, епископа Куявского, и канцлера Николая Любельчика, прозванного Язвой.

Несмотря на это, шляхта всегда уважительно к нему относилась и сохранила это до конца. В марте месяце этого года он заболел сильнее. Не знаю, ждал ли он сам такой скорой смерти, едва переступив порог тридцатипятилетия, но доктора видели, что никак ему не помогут.

Он лежал уже с сильными болями, когда на несколько часов до его смерти его любимец, викарий Марианус, как говорили, непомерно объевшись, внезапно умер. Когда Михал Кжицкий, который от него не отходил, неосторожно сообщил ему об этом, он принял это как какой-то знак, что ему нужно было следовать за ним.

— Марианус пошёл распорядиться насчёт постоялого двора для меня! — сказал он, вздыхая, и той же ночью в сильных страданиях отдал Богу душу.

Его, наверное, никому так сильно не хватало, как королю, да и мать долго оплакивала смерть младшего из сыновей. Так из многочисленного мужского потомства Казимира, юношей, которые отличались красотой и здоровьем, по очереди Бог призвал к себе сначала чистейшего и святейшего из них юного, во цвете лет, Казимира, за ним Ольбрахта и Фридриха, так что, если считать Александра, осталось только трое.

Все они умерли бездетными, да и от Александра с плачевного брака потомства не ожидали. Сигизмунд тоже жениться не торопился.

Когда мы разговаривали об этом с доктором Мацеем из Мехова, которого я частенько видел и с радостью с ним общался, он мне напомнил, что Ольбрахтову смерть заранее много знаков предвещало. На небе показалась женщина с большой огненной метлой. Потом та часть замка, которую называли Куриной ногой, чуть не сгорела, огонь насилу сдержали от распространения. В феврале новая верхушка на ратуше, которую только что затащили и прикрепили, ночью упала, хотя ветра не было, покатилась на крышу и, разбив её, потрескалась сама.

Доктору Меховичу, который тогда ехал из Кракова, в Пиотркове взбунтовавшееся из-за подвод мещанство, которое уже знало о смерти короля, чуть жизни его не лишило. О чём рассказывая, умный мужчина, хоть неразборчиво и неясно, с сердечной болью, потому что был привязан к королевской семье, Александру тоже не обещал долгого царствования. А был это государь, к которому те, что к нему приближались и общались с ним, очень привязывались, по причине его великой доброты. Сам он не знал гнева, а к более суровому выступлению его, пожалуй, только фавориты могли склонить.

Во главе их давно стоял князь Михал, о котором мы уже говорили, что завладел королевским умом. Этот был бы рад увидеть Александра самодержавным в Литве, потому что он правил от его имени.

Тем временем пример Польши, постоянное общение со шляхтой, которое имело большие привилегии, съезды, на которые они смотрели и слышали о них, литвинам также добавляли много охоты в силу унии иметь эти привилегии, что у поляков. Не хотели Александра и на наследстве видеть без совета панов, без сеймов и государственных съездов.

Староста Лидзкий Илинич, воевода Троцкий, староста Жмудский и многие другие, которых тут перечислить трудно, громко говорили, что литовская шляхта имела те же права, что и польская.

Это не могло понравиться князю Михалу, потому что, если бы всё выдвинули перед съездом, у него бы не было своей воли. Поэтому он кричал, что те, кто хотят править в Польше, устраивают заговоры и намереваются поднять бунт, а он умел это так внушить королю, что пробудил его гнев против Ильнича и воеводы Троцкого.

Глинский стоял на том, что у Литвы были свои традиции, а под вражеской угрозой её нужно было держать по-гетмански, сурово, на сейме не разбазаривать напрасно времени, когда нужно было охранять границы.

Большинство панов было на стороне Илинича, там же был и ксендз Ласки.

Я тогда думал, обленившись рядом с молодой женой, что уже всякая моя придворная служба окончена, потому что, казалось, я никому не нужен. Король меня не вызывал, а те, кто были рядом с ним, обильно пользуясь его милостями, были против того, чтобы количество слуг увеличилось. Время от времени я встречался с ксендзем Ласки, по-прежнему очень расположенным ко мне, то с доктором Мацеем, издали я видел короля и мы блаженно проводили время.