Воспоминания петербургского старожила. Том 1

Еще Канкрин любил хвастать своим плебейским происхождением. Многим из читателей, может быть, неизвестен анекдот или, скорее, repartie[1217] Канкрина одному вельможе, не отличавшемуся умом, который, думая задеть его за живое, сказал как-то раздосадованный, вследствие замечаний министра финансов по случаю неправильности какого-то счета: «Я, граф, ведь бухгалтером никогда не был», и тогда Канкрин, приподнимая свои очки, ответил: «А я, батюшка, и бухгалтером, и кассиром, и конторщиком был, а только вот уж дураком никогда не был». Итак, Канкрин был не злопамятен и только иногда впоследствии говаривал, при докладе, Грошопфу: «Фот интересная саписка, сообщенная мне министром юстиции; фосмите ее к сепе, только уж, пошалуста, не попрафляйте». Эти замечания значительно поубавили в Грошопфе страсть к этим нелепым исправлениям в чужих бумагах. Зато он сделался особенно яр в преследовании официальной литературы своего отделения и по пяти раз заставлял каждую бумагу переписывать набело, пока не находил ее полною изящнейшей гармонии. Барон Корф, Сперанский, переводчик департамента Николай Модестович Бакунин и еще несколько весельчаков уверяли, что Карл Иваныч, играя дома по воскресеньям на скрипке, кладет официальные бумаги на ноты и разыгрывает их своим волшебным смычком. Этот фарс с самым серьезным видом рассказывал Бакунин за обедом, по воскресеньям, у Дмитрия Гавриловича Бибикова, который этому благосклонно смеялся и раз как-то сказал в своем интимном кружке: «А, право, наш Карл Иваныч претипичная личность; он удивительно как идет в русский водевиль вроде каких-нибудь „Чиновников между собою“». Это было сказано при Бакунине, который тотчас принялся хлопотать о водевиле, долженствовавшем явиться под названием, придуманным его превосходительством.

Не прошло месяца, как водевиль был готов. Водевиль этот, написанный Сперанским и Корфом с комп., не выдерживал даже и в то время ни малейшей критики и грешил отсутствием всех сценических качеств. Вследствие этих отрицательных достоинств водевиль «Чиновники между собою» не был допущен на сцену Императорского театра, а поставлен был на бывшем тогда театре любителей, в Моховой улице, в доме Рунича. Актерами и актрисами были некоторые из департаментских чиновников и их родственницы, жены, сестры; но главную роль начальника отделения, Карпа Иваныча Грошева, по приязни со Сперанским, взялся сыграть превосходный тогдашний комик Николай Осипович Дюр[1218]. Ему хотелось схватить как можно вернее тип и всю характеристику своего персонажа; этою ролью, исполненною на домашнем частном театре, Дюр должен был начать ряд новых ролей: резких, типичных, основанных на искусной гримировке и верной костюмировке. Для этого под видом просителя-датчанина, купеческого приказчика, интересующегося каким-то законфискованным товаром, он явился в Департамент внешней торговли и от имени директора был представлен бароном Корфом начальнику таможенного отделения г-ну Грошопфу, с которым беседовал и рассуждал по-русски и по-немецки, старательно уродуя тот и другой языки и вставляя почти при десятом слове датские, весьма не парламентского характера восклицания. Дюр в продолжение трех четвертей часа вполне изучил Грошопфа – чиновника и начальника отделения, тем более что Карл Иванович, конечно нисколько не подозревая, что его нравственно анализируют, рисовался перед иностранцем, развивая свою бюрократическую деятельность и покрикивая на своих подручников, которых он никогда не называл своею правою рукою, а говорил, что все они его левая рука. Но Дюру нужен был еще Грошопф в домашнем быту, Грошопф человек, а не департаментская клавиша. И этот проказник, облекшись в совершенно иной вид, явился к Карлу Иванычу в воскресенье в качестве страстного любителя музыки инструментальной и вокальной. А штука в том, что Карл Иваныч, независимо от департаментских занятий, бюрократической исполнительности и расстановки запятых, ничего так не любил, как играть на скрипке, стоя у окна в своем васильеостровском кабинете весь в белом, т. е. в белом обычном галстухе, более чем когда подпертом, и, вместо вицмундира, в длинном до пят, широком белом канифасном[1219] шлафроке. При этом Карл Иваныч всегда смотрел вкось сбоку в огромное зеркало, чтобы удостовериться в эффектности позы своей длинной белобрысой фигуры. Дюр, в качестве страстного гитариста, явился к нему с гитарой, и они провели целое утро, играя кто в лес, кто по дрова, но все-таки восхищаясь игрою друг друга. Этот любитель-гитарист уговорил Грошопфа, не любившего театра и никогда в театре, особенно русском, не бывавшего, принять от него в дар ложу на представление новой пьесы «Чиновники между собою», которую будто бы написал приятель одного знатного и богатого юноши, берущего у него уроки на гитаре, и этот-то юноша-гитарист подарил ему, гитарному учителю, несколько билетов, так как надо стараться, чтобы театр был полон.