Воспоминания, записанные Оскаром фон Риземаном

Во время турне с Фидлером и Бостонским симфоническим оркестром я играл свой Второй концерт. Фидлер, которому, по всей видимости, нравились одинаково и Концерт, и его автор, во время всего путешествия был чрезвычайно внимателен и предупредителен по отношению ко мне. Однажды он предложил мне продирижировать с его оркестром «Островом мертвых», и я с благодарностью согласился. В ходе этого сезона он исполнил также мою Вторую симфонию и, я думаю, оказался с тех нор единственным немецким дирижером, включившим в свою программу «Колокола». Успех, с которым я исполнил симфоническую поэму «Остров мертвых», привел к тому, что Бостонский симфонический оркестр предложил мне стать преемником Фидлера. Но хотя работа с этим великолепным оркестром представляла несравненное удовольствие, я отклонил предложение. Перспектива долгого отсутствия в Москве, независимо от того, окажусь ли я с семьей или без нее, представлялась мне абсурдом. Однако я был счастлив из-за высокой оценки моей работы, отразившейся в этом предложении.

Как я уже упоминал, мой Третий фортепианный концерт впервые исполнялся в Нью-Йорке под управлением Дамроша. Вскоре после этого я повторил его там же, но под управлением Густава Малера[85].

В то время я считал, что Малер – это единственный дирижер, равный по классу Никишу! Он немедленно завоевал мое композиторское сердце, взявшись аккомпанировать Концерт и доведя аккомпанемент, довольно-таки трудный, до совершенства: дирижер посвятил работе над ним долгую репетицию, хотя она была назначена после другой, тоже весьма продолжительной. Малер считал, что в партитуре важна каждая деталь – отношение, редко встречающееся у дирижеров.

Репетиция начиналась в десять часов. Я должен был прийти к одиннадцати и явился минута в минуту. Но мы не принимались за работу до двенадцати. За оставшиеся полчаса репетиционного времени я должен был сделать все, что в моих силах, со своим сочинением, которое само по себе длится тридцать шесть минут. Мы играли и играли… Давно прошли полчаса, но Малер не обратил на это ни малейшего внимания. Я до сих пор помню очень характерный для него инцидент. Малер был невероятным педантом в отношении дисциплины. Это качество я считаю необходимым дли успешной работы дирижера. Мы дошли до довольно неудобного штриха в пассаже струнных в третьей части. Вдруг Малер, который дирижировал этот кусок a tempo, поскучал палочкой по пульту: «Стоп! Не обращайте внимания на штрих, указанный в ваших партиях… Играйте вот так» – и показал, как играть это место другим штрихом. После того как он заставил первые скрипки повторить пассаж три раза подряд, скрипач, сидящий за одним пультом с концертмейстером, положил свою скрипку:

– Я не могу играть таким штрихом.

Малер (совершенно невозмутимо):

– А какой штрих вы бы предпочли?

– Указанный в партитуре.

Малер вопросительно посмотрел на концертмейстера первых скрипок и, прочтя в его взгляде то же мнение, снова постучал палочкой:

– Пожалуйста, играйте, как указано!

Это происшествие было решительным отпором дирижеру, так как великолепный руководитель Московского филармонического оркестра показал мне этот спорный штрих как единственно возможный для того, чтобы сыграть данный пассаж. Мне было очень интересно наблюдать во время этой сцены за поведением Малера. Он сохранил полное достоинство. Следующее замечание касалось партии контрабасов – хотелось бы, чтобы они играли потише. Малер остановил оркестр и обратился к музыкантам:

– Мне бы хотелось попросить джентльменов сделать более выразительное diminuendo в этом куске, – и, повернувшись к любящему поспорить соседу концертмейстера, с едва заметной улыбкой добавил: – Я надеюсь, вы не возражаете.

Через сорок пять минут Малер произнес:

– А теперь повторим первую часть.

У меня сердце замерло в груди. Я ждал дикого скандала или по крайней мере горячего протеста со стороны оркестрантов. Это, безусловно, произошло бы в любом другом оркестре, но здесь я не заметил ни малейших признаков неудовольствия. Музыканты играли первую часть с жаром и, может быть, даже с большим старанием, чем в первый раз. Наконец мы закончили. Я подошел к дирижерскому пульту, и мы стали вместе смотреть партитуру: Музыканты в дальних рядах оркестра стали спокойно укладывать в футляры свои инструменты, готовясь уходить. Малер взорвался:

– Что это значит?!

Концертмейстер:

– Уже половина второго, маэстро.

– Это не имеет никакого значения! Пока я сижу, ни один музыкант не имеет нрава встать!

В начале репетиции Малер проходил с оркестром «Фантастическую симфонию» Берлиоза. Он дирижировал ее потрясающе, в особенности эпизод «Шествие на казнь», где ему удалось достичь такого crescendo у медных, какого мне еще никогда не доводилось слышать в этом месте: оконные стекла дрожали, казалось, что даже стены вибрируют…

За время пребывания в Соединенных Штатах я дважды выступил в роли дирижера: первый раз в Чикаго, а во второй – в Филадельфии, с Филадельфийским симфоническим оркестром. Оба раза я дирижировал Второй симфонией[86].