Восстание

*Давид Бен-Гурион был в Париже, когда его друзья и коллеги были схвачены и интернированы британскими властями 29 июня. Он оставался в Париже до их освобождения. Другим ’’парижским узником” был доктор Сне, который после 29 июня нашел убежище в Париже.

5

Операция в отеле ’’Царь Давид” имела другие последствия. После тщательных приготовлений британская армия обрушилась на улицы Тель-Авива в полном боевом снаряжении с целью, как они заявляли, выявить террористов и разгромить их организации до основания.

Тель-Авив был оккупирован почти двумя дивизиями пехоты и моторизованных соединений, сопровождаемых полицией и сотрудниками разведывательной службы. В Тель-Авиве был объявлен двухчасовой комендантский час. Британские власти отдали распоряжение: ’’Каждый, кто покинет свой дом, будет расстрелян”. Англичане шли от дома к дому, делая повальные обыски. Почти в каждом полицейском участке были установлены кабины для допросов. Никто не мог избежать расставленных сетей. Каждый дом должен быть тщательно обыскан. Каждый гражданин должен быть допрошен.

Такими были приказы генерала Кассельса, главнокомандующего войсками Его Величества в осажденном городе. Концентрационные лагеря в Латруне и Рафиахе были переполнены ’’гостями”, имевшими достаточно много времени для того, чтобы отчаяться за колючей проволокой.

Накануне облавы мы были предупреждены достаточно надежными людьми, что англичане, вероятно, проведут широкую облаву. Случилось так, что в тот же вечер у нас состоялась встреча с руководителями группы ЛЕХИ. Мы сообщили им о предупреждении, но оно не показалось нам таким уж серьезным, поэтому ни мы, ни они не обдумали его. Расставшись с Фридманом, Елиным и Ицхаком Езерницким, я отправился домой, на улицу Бин-Нун. Авраам, как всегда, проводил меня до дома, и мы назначили встречу на завтра.

Но вскоре после полуночи меня разбудил грохот гусениц танков и рев тяжелых армейских грузовиков. Моя жена тоже проснулась, а Рокси, дав свободу своим антибританским инстинктам, начала лаять и завывать в полную силу.

Предупреждения о возможных облавах подтвердились даже слишком быстро. Если бы мы отнеслись к ним более серьезно, то смогли бы покинуть опасный район Тель-Авива и ожидали бы тогда в безопасности окончания повальных обысков и арестов. Сейчас мы все очутились в ловушке. Да, положение было не из приятных. Все казалось черным-черно. Что случится с ребятами? Что касалось Исраэля Сассовера, то было абсолютно ясно, что на этот раз борода его не спасет. Некоторое время назад наша информационная служба получила сведения, что англичане начали проявлять усиленное внимание к бородам, и многим ортодоксальным евреям пришлось порядком пострадать в результате этих подозрений.

Что же делать? Что можно предпринять?

В нашем маленьком доме был небольшой тайник. Его построил Яков Меридор перед тем, как он был выдан британским властям. Тайник был сравнительно примитивен и острый наметанный глаз мог сразу обнаружить его. Он пустовал 18 месяцев. Я никогда не скрывался в нем во время многочисленных облав в Тель-Авиве. Впрочем, я не скрывался в нем даже во время обыска, происходившего в доме через дорогу. Но в эту ночь у меня было чувство, что я должен исчезнуть.

Для моего мальчика, который крепко спал в ту ночь, для полиции и армии, которые во сне видели награду за поимку террористов, я ’’уехал в Иерусалим”; так мы договорились с женой. С этими словами я забрался в тайник.

Англичане продолжали обыскивать дом за домом. Облава продолжалась и на рассвете. Моя жена подвесила репродуктор почти под самый потолок, поэтому я мог слышать сводки новостей. Комендантский час будет, оказывается, продолжаться несколько дней. Каждый дом будет обыскан, каждый житель допрошен. Несколько дней... Да, все это звучало не слишком обнадеживающе.

Сейчас войска расположились в нашем саду и разбили лагерь. Вот тогда-то и начался первый обыск в доме. Я слышал голоса на расстоянии вытянутой руки от моего тайника.

’’Где ваш муж?!” — вежливо, но настойчиво спрашивает британский офицер.

Моя жена, заявляя, что не знает английского языка, отвечает на иврите, что ее муж отправился в Иерусалим.

Ее забрали на допрос. Выбора не было. Она взяла с собой обоих детей. Стол допросов, установленный военными прямо на улице, находился в полумиле от нашего дома. Когда она добралась туда, то ей вообще не задавали ровно никаких вопросов. Британский полицейский, находившийся на дежурстве, бросил на нее быстрый взгляд и сказал еврейскому полицейскому, служащему переводчиком: ’’Скажи ей, пусть идет домой!”

Жена рассказала мне позднее, что тон полицейского был даже каким-то унижающим. Она пришла домой, громко разговаривая с детьми, дала мне понять, что, по крайней мере, на время все в порядке. Пока все обошлось.