Читаем Восстание полностью

В доме Яакова Когана членов комитета ожидали Шмуэль, Авраам и я. Я представился дипломатам под своим собственным именем. Мы посадили судью Сандстрома во главе стола. Наши гости, очевидно, заранее подготовились к встрече. Председатель задал свой первый вопрос, читая с листа. Эти вопросы носили сугубо официальный характер. Вопросы такого рода задают свидетелям при расследовании дела. Нашим ребятам показалось забавным, когда председатель спросил, имею ли я чин генерала. Мне пришлось объяснить, что у меня нет вообще никакого чина.

Эти трое, пришедшие на встречу с нами, были людьми совершенно разными. Шведский судья, китайский дипломат и американец-негр — государственный деятель. Все трое были личностями интересными. Имевшаяся у нас информация о судье Сандстроме вызывала некоторые сомнения относительно его побуждений. На протяжении многих лет судья Сандстром был президентом смешанного британско-арабского суда в Египте и несомненно находился под влиянием британского правительства. Во всяком случае, собранные нами факты не подтвердили наших подозрений. Сандстром не проявил особенного энтузиазма по отношению к нашему делу, но будучи человеком беспристрастным, он не имел ровно никаких предрассудков. Про доктора Ху, сына бывшего китайского посла в Москве, говорили, что он обладает исключительными способностями. Хотя он и не являлся членом Комитета он был просто откомандирован секретариатом ООН, считалось, что именно он задавал тон во всей работе Комитета. Доктор Банч позднее прославился во всем мире как посредник ООН. Этот человек несомненно обладает блестящим умом.

Встреча продолжалась более трех часов. Это была первая встреча между представителями борющегося подполья и членами международной организации. Моменты, полные напряжения, чередовались шутками и смехом. Когда я говорил об исторических правах нашего народа на Эрец Исраэль, то непроизвольно вспомнил о другой беседе, в Лукишках. Я был поражен: прошло так мало лет, а мы уже достигли такого значительного успеха в нашей борьбе. Я думаю, что даже повысил голос, когда говорил об отношении британского правительства к военнопленным Иргуна, об Ашере Трепере, о Грюнере и его товарищах, о тех трех, на которых в момент нашей беседы падала уже тень виселиц. Несомненно, наши гости отнеслись с пониманием к нашим чувствам, но судья Сандстром выразил опасение, что мою громкую возбужденную речь могут услышать за стенами дома. Я извинился и успокоил его. Очевидно, судья заключил, что наш и все соседние дома окружены усиленными нарядами Иргун Цваи Леуми. Фактически, на улице никого из наших людей, кроме нескольких ребят, не было, да и они не были вооружены. Мы же вполне понимали чувства наших гостей. Это была их первая встреча с ’’террористами”. Каких только ужасных историй они не наслышались о нас. Мы не опасались быть обнаруженными во время нашей тайной встречи с тремя видными международными политическими деятелями; но если их застанут с террористами...

Судья Сандстром несколько раз пытался задавать ’’наводящие” вопросы. Что случится, если арабы нападут на нас, как только англичане выведут войска из страны? Я знал, что возможность арабо-еврейской войны была главным аргументом британского правительства против принятия любого предложения об эвакуации своих войск из страны. Я отметил, что арабы никогда не осмелятся напасть на нас, если только третья сторона не будет поддерживать и натравлять их. Но, подчеркнул я, мы все уверены, что если арабы и осмелятся напасть на нас, мы разнесем их в пух и прах, ибо в современной войне решает не количество, а ум и мораль. Что касается ума, то не было нужды особенно распространяться на этот счет. Что же касается боевого духа, то: ’’Вам известно о тех смельчаках, которые совершили нападение на крепость Акко. Всему миру известны имена тех членов Иргуна, которые пошли на смерть за свои убеждения. Я надеюсь, что вы встретитесь и поговорите с нашими товарищами, которые теперь приговорены к смертной казни”.

Судья Сандстром спросил: ’’Был ли у Дова Грюнера высокий чин в Иргуне?”

’’Нет, — ответил я, — Дов Грюнер был рядовым”. Старый судья не мог скрыть своего удивления.

Во время беседы доктор Ху спросил: ’’Если предположить, что вам будет предоставлена территория на обоих берегах реки Иордан для создания еврейского государства и вам удастся привезти сюда несколько миллионов людей, как вы справитесь с проблемой прироста населения? Ведь страна небольшая. Что будет здесь через, скажем, 300 лет?”

Я использовал его же вопрос, чтобы подчеркнуть всю абсурдность плана создать крошечное еврейское государство только лишь на части Палестины. Но Ху получил отповедь от Шмуэля Каца: ’’Ведь это мировая проблема. Что, по-вашему, произойдет в Китае через 300 лет?”

Доктор Ху сменил тему разговора.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 знаменитых тиранов
100 знаменитых тиранов

Слово «тиран» возникло на заре истории и, как считают ученые, имеет лидийское или фригийское происхождение. В переводе оно означает «повелитель». По прошествии веков это понятие приобрело очень широкое звучание и в наши дни чаще всего используется в переносном значении и подразумевает правление, основанное на деспотизме, а тиранами именуют правителей, власть которых основана на произволе и насилии, а также жестоких, властных людей, мучителей.Среди героев этой книги много государственных и политических деятелей. О них рассказывается в разделах «Тираны-реформаторы» и «Тираны «просвещенные» и «великодушные»». Учитывая, что многие служители религии оказывали огромное влияние на мировую политику и политику отдельных государств, им посвящен самостоятельный раздел «Узурпаторы Божественного замысла». И, наконец, раздел «Провинциальные тираны» повествует об исторических личностях, масштабы деятельности которых были ограничены небольшими территориями, но которые погубили множество людей в силу неограниченности своей тиранической власти.

Валентина Валентиновна Мирошникова , Илья Яковлевич Вагман , Наталья Владимировна Вукина

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное