Читаем Восстание полностью

Действовал этот метод безупречно. Все, что требовалось тогда — это мастерство, достаточное для того, чтобы разрушить стратегические объекты, бывшие целью нападения. Здесь, на яффском фронте, положение было иным. Мы должны были не только совершить нападение и разрушить ряд стратегических объектов противника, но захватить и удержать то, что смогли завоевать. Могла ли наша тактика иметь успех в создавшемся положении?

Выбора не было. Гидди передислоцировал свой отряд и затем, после кратковременной передышки, подготовился к возобновлению атаки. Тем временем артиллеристы должны были бомбардировать Яффо. Благодарение Богу, захваченный нами британский состав с оружием был очень длинным. За полдня мы вернули Яффо то, что получал Тель-Авив месяцами. Мы рассчитывали, что предварительный обстрел нарушит коммуникации противника. Настроение вновь поднялось.

Битва возобновилась с большей интенсивностью во второй половине дня. Теперь в борьбу включились саперы, доставшие канистры с взрывчаткой. В труднодоступных местах противник воздвиг оборонительные фортификационные сооружения, блокировавшие продвижение наших сил. Если бы саперы смогли разрушить их, то наши отряды проникли бы в создавшийся узкий проход и расширили бы его.

Но противник был начеку. Весь район военных действий находился под непрекращавшимся обстрелом британских танков и арабских пулеметов ’’Шпандау”. Элемент неожиданности пропал. Мы должны были платить кровью за каждую пядь земли.

На передовой мы дрались врукопашную. Алтарь Господний требовал бесчисленных жертв. Наши лучшие сыновья приносили свои жизни на пасхальный жертвенник во имя жизни нашего народа.

Сквозь грохот мортир и трескотню пулеметов стал слышен гром мощных взрывов. Сделали ли саперы свою работу? Уничтожены ли вражеские позиции? Взрыв следовал за взрывом. Прорвались ли уже наши? Открыта ли дорога для атакующих? Вскоре выяснилось, что удалось взорвать только одну позицию, тогда как главная цитадель не была затронута. Канистры взорвались слишком далеко от мощного укрепления противника. Наши саперы, действуя под ураганным огнем противника, сделали все, что было в их силах. Мы снова потерпели неудачу.

Еще одна консультация офицеров. Мы сидели на деревянных скамьях в одной из классных комнат коммерческой школы и подводили итоги минувшего дня. Обстрел Яффо был сам по себе успешным. В этом не было никаких сомнений. Наши наблюдатели докладывали о прямых попаданиях в места дислокации противника, повреждениях линий связи и замешательстве в рядах врага. Наша лобовая атака оказалась безрезультатной, но нам необходимо было продолжать. Битва лишь только началась. Правда, наша первая атака потерпела неудачу, но в следующей — мы добьемся успеха. Мы передислоцируем наши силы. Людям нужен отдых, хотя бы кратковременный. На рассвете мы возобновим нападение и захватим вражеские позиции.

Всю ночь напролет в штабе шло совещание. Гидди объяснил, что необходимо укрепляться на каждой завоеванной позиции, используя минные поля и мешки с песком, что смогло бы обеспечить нашим бойцам хотя бы минимальное прикрытие от ураганного огня противника, а также дать возможность приблизиться к его цитадели.

Совещание было окончено. Лагерь погрузился в сон. Намаявшиеся за день бойцы спали прямо во дворах, на улице и в полуразрушенных зданиях, спали прямо на выжженной солнцем земле. Наши ребята не были изнежены. Как часто до этого они спали на холодном каменном полу тюремных камер, прежде чем обрели право спать под не забранным решеткой небом с оружием в руках?

На рассвете пришли газеты.

В них все изображалось в черных красках. Одна газета сообщала на первой полосе о провале операции в Яффо; вторая била тревогу по поводу ’’показной атаки” Иргуна; третья сообщила о ’’бесплодном нападении” на Яффо. Все передовицы и употребленные в них эпитеты удивительно походили друг на друга.

Командование Хаганы опубликовало коммюнике, напоминавшее своими выражениями передовицы газет. И все же Хагана не ограничилась только этим. Командование Хаганы поставило в известность всю прессу, в том числе и зарубежную, о том, что для проведения операции в Яффо Иргун стянул силы, находившиеся до этого на территории всей страны. Уже одно это давало массу информации противнику.

Однако, это было еще не все. Авторы этого заявления докатились до того, что предположили, будто Иргун больше заинтересован в завоевании улицы Алленби* в Тель-Авиве, чем улицы Бастрос в Яффо.


Перейти на страницу:

Похожие книги

100 знаменитых тиранов
100 знаменитых тиранов

Слово «тиран» возникло на заре истории и, как считают ученые, имеет лидийское или фригийское происхождение. В переводе оно означает «повелитель». По прошествии веков это понятие приобрело очень широкое звучание и в наши дни чаще всего используется в переносном значении и подразумевает правление, основанное на деспотизме, а тиранами именуют правителей, власть которых основана на произволе и насилии, а также жестоких, властных людей, мучителей.Среди героев этой книги много государственных и политических деятелей. О них рассказывается в разделах «Тираны-реформаторы» и «Тираны «просвещенные» и «великодушные»». Учитывая, что многие служители религии оказывали огромное влияние на мировую политику и политику отдельных государств, им посвящен самостоятельный раздел «Узурпаторы Божественного замысла». И, наконец, раздел «Провинциальные тираны» повествует об исторических личностях, масштабы деятельности которых были ограничены небольшими территориями, но которые погубили множество людей в силу неограниченности своей тиранической власти.

Валентина Валентиновна Мирошникова , Илья Яковлевич Вагман , Наталья Владимировна Вукина

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное