Читаем Восстание полностью

Тогда Иргун переживал серьезный кризис. Его преодолел, главным образом, Арие. Он стал моим близким другом с самого начала нашей совместной работы. Вместе мы переживали духовный кризис, который собственно и составляет неотъемлемую часть подготовки к делу. Это было время горечи и боли, хотя изредка и бывали периоды радости за достигнутое. После успешного нападения на три штаб-квартиры британской контрразведки мы сказали друг другу: ”Ну, теперь можно и умереть!” Мы были больше, чем уверены, что после проведения этих операций, которые вызывали изумление всего мира, продолжение восстания было обеспечено, если бы даже нас арестовали или убили. Это было начало; и хотя мы с нетерпением ждали больших событий, все же не могли предугадать, что придет день, когда мы совершим наступление на ’’непроницаемые оплоты” британского льва, подобные крепости Акко. С другой стороны, боль невосполнимых утрат — Беньямина, одного из наших лучших ребят, погибшего во время иерусалимской операции, Шимшона Амрани — одного из наших лучших молодых бойцов, попавшего во вражеский плен. Амрани подвергался жестоким пыткам в полицейских застенках, но не сказал ни слова. Мы освободили его в ходе нападения на военную тюрьму Акко, но — увы, он погиб на самом пороге свободы в бою, сопровождавшем наш отход.

Каждый из нас искал силу и поддержку в словах друга — и находил их. Мы знали, что другого пути нет. Мы крепко верили, что эти жертвы не напрасны, мы крепко верили в победу. И каждый из нас поддерживал эту веру в другом.

С Арие я работал очень короткое время. Он был арестован весной 1944 года. Он бежал из концентрационного лагеря в Эритрее, и его приключения — сюжет для целого романа.

Элиягу Ланкин, прибывший из Харбина — еще одна наша легенда. Элиягу — альтруист, готовый отдать жизнь за друга. Я любил его всей душой. Все подполье боготворило его. Элиягу, бывший членом высшего командования, был в то же время и региональным командующим Иерусалима. В операции против иерусалимской штаб-квартиры британской разведки — чьи руины все еще можно видеть на мамильской дороге и которые напоминают о восстании — он участвовал в атаке, исполняя приказы полевого  командующего, своего подчиненного. Вскоре после этой операции он также был выдан англичанам и был выслан в Эритрею. Как и многие мои друзья, он бежал из концентрационного лагеря. Его одиссея, быть может, не менее захватывающая, чем сказания Гомера. Элиягу, первому из бежавших, удалось достичь Европы, где он взял на себя бремя командования зарубежным ответвлением Иргуна. Позже он провел наших людей на борт ’’Алталены”.

Самым младшим членом верховного командования был ’’Дани”— Шломо Леви, сын халуцианской семьи, жившей в Петах-Тикве. Солдат и прирожденный командир, бесконечно преданный Иргуну, он исполнял обязанности начальника генерального штаба с самого начала восстания и до своего ареста. Я относился к нему, как к младшему брату или как ко взрослому сыну. После ареста Элиягу Ланкина ’’Дани” был послан Иргуном в Иерусалим. По дороге его машину остановил британский патруль. Из второй машины, неотвязно следовавшей за ним, выскочил агент британской разведки и указав на Дани, воскликнул: ”Он!”

Дани удалось бежать вместе с большой группой заключенных концентрационного лагеря в Эритрее. Однако ему не повезло. Дани был пойман, вновь посажен под замок и возвратился на Родину только с ликвидацией британского мандата.

Через несколько месяцев после создания высшего командования, в него вошел Ерухам Ливни, известный больше под именем Эйтана, бывший нашим первым оперуполномоченным. Эйтан — человек необычной работоспособности, проявил блестящие способности к планированию и стратегии в военных операциях Иргуна. Но он был арестован во время нашего отступления после успешно проведенных операций на юге. Потом он стал именоваться ’’Хаимом Лустером”. Уже под этим именем он возглавил еще одну операцию — ’’контратаку” на процессе тридцати одного военнослужащего Иргуна в ходе заседания так называемого военного ’’трибунала” в Иерусалиме.

Эйтан довольно часто заходил ко мне, находясь при исполнении служебных обязанностей, было это ночью или днем. Когда он находил дверь запертой, он влезал через окно. Если бы наши соседи заметили что-нибудь подобное, они могли бы за те же деньги вызвать полицию, чтобы защитить меня от грабителей! К счастью, наши соседи всегда крепко спали. Мой младший сын Бени был очень привязан к этому жизнерадостному, грохочущему дядьке, который не раз, бывало, показывал ему хитроумные смешные головоломки. Он называл его дядя Моше. Каждый такой ’’дядя”, посещавший нас, имел свое особое имя для Бени. Ведь дети, естественно, являются величайшими врагами конспирации.

Мы были всегда крайне осторожны, но, очевидно, трехлетний малыш все же подслушал что-то, ибо однажды спросил у меня с загадочной улыбкой на устах: ’’Папа, скажи, а где тот дядя Моше, которого вы все зовете Ерухамом?”

Признаться, я был ошарашен этим ’’приятным” вопросом. С другой стороны, я не мог не испытывать чувства гордости за проницательность своего сына.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 знаменитых тиранов
100 знаменитых тиранов

Слово «тиран» возникло на заре истории и, как считают ученые, имеет лидийское или фригийское происхождение. В переводе оно означает «повелитель». По прошествии веков это понятие приобрело очень широкое звучание и в наши дни чаще всего используется в переносном значении и подразумевает правление, основанное на деспотизме, а тиранами именуют правителей, власть которых основана на произволе и насилии, а также жестоких, властных людей, мучителей.Среди героев этой книги много государственных и политических деятелей. О них рассказывается в разделах «Тираны-реформаторы» и «Тираны «просвещенные» и «великодушные»». Учитывая, что многие служители религии оказывали огромное влияние на мировую политику и политику отдельных государств, им посвящен самостоятельный раздел «Узурпаторы Божественного замысла». И, наконец, раздел «Провинциальные тираны» повествует об исторических личностях, масштабы деятельности которых были ограничены небольшими территориями, но которые погубили множество людей в силу неограниченности своей тиранической власти.

Валентина Валентиновна Мирошникова , Илья Яковлевич Вагман , Наталья Владимировна Вукина

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное