Читаем Восстание полностью

Наши враги называли нас террористами. Люди, которые не были ни друзьями, ни врагами, как корреспонденты ’’Нью-Йорк Геральд Трибюн”, тоже пользовались этим латинским термином, то ли под влиянием британской пропаганды, то ли по привычке. Наши друзья, как ирландец О’Рейли, предпочитали, как он писал в своем письме, ’’обгонять историю” и называли нас, хотя тоже латинским, но более простым именем: патриотами. Генерал Макмиллан, заменивший генерала Баркера на посту главнокомандующего британскими силами в Эрец Исраэль считал, что называть нас террористами было слишком большой честью. Он утверждал, что представление о терроре связано с мыслью о героизме; кроме того, оно намекает на страх англичан перед террористами. Поэтому генерал приказал — не именовать их впредь террористами, а убийцами, бандитами и... Макмиллан добавил еще с полдюжины приятных эпитетов из казарменного лексикона. Но его приказ не произвел никакого впечатления. Британская пресса и британские солдаты продолжали называть нас словом, которое, по мнению генерала, свидетельствовало о нашем мужестве и их страхе. Они называли нас террористами до конца.

Но мы не были террористами. Латинское слово ’’террор” означает страх. Если я не ошибаюсь, термин ’’террор” вошел в политическую терминологию во время Французской революции. Революционеры рубили головы на гильотине, чтобы внушать страх. С тех пор слово ’’террор” стало обозначать действия революционеров или контрреволюционеров, борцов за свободу и угнетателей. Все зависит от того, кто пользуется этим термином. Часто бывает, что обе стороны пользуются этим словом, обмениваясь комплиментами.

Подпольные борцы Иргуна восстали, чтобы свергнуть и заменить режим. Мы применяли силу, потому что нам противостояла сила. Но физическая сила не была ни нашей целью, ни нашим идеалом. Мы верили в свое моральное превосходство. Вот почему, несмотря на подавляющее превосходство сил противника, поражение потерпел он, а не мы. Таков закон истории. Мы были рады возможности доказать, что этот закон действовал не только в век идеализма — в девятнадцатом веке, но действует и сейчас — в век материализма и жестокости; не только ”в весну” наций, но также и в их ’’осень”. И мы доказали это не только ради своего народа, но и ради человечества в целом. Но что общего может иметь борьба за достоинство человека, борьба против угнетения и подчинения игу с террором? Наша цель была прямой противоположностью террору. Вся сущность нашей борьбы сводилась к решимости избавить наш народ от его главного врага — страха. Как мы могли продолжать жить в мире, где на еврея нападали, потому что он еврей, и как мы могли продолжать жить без оружия, без Родины, без элементарных средств защиты? Мы, члены Иргуна Цваи Леуми, восстали и поднялись на борьбу, и не для того, чтобы внушить страх, а для того, чтобы искоренить его. Мы не были террористами. Точнее говоря, мы были антитеррористами.

Создавая свою организацию, мы не выделили группу убийц, подстерегающих жертву поважнее. Мы построили свое подполье снизу доверху как армию, которая планировала атаки на важнейшие вражеские объекты; армию, которая сотрясала самую основу военной организации противника и его гражданского правления; армию, которая наносила противнику потери в ходе военных действий. Правда, мы начали с небольшой подпольной армии, насчитывающей всего несколько сот человек. Но наши силы постоянно росли. Вопреки, а может быть, благодаря преследованиям, мы создали подпольную армию с большим числом подразделений, насчитывающую тысячи человек. Мы не были группой террористов, ни по структуре нашей организации, ни по методам ведения войны, ни по духу.

2

Наша организационная структура была достаточно простой. Во главе нашей небольшой армии находилось главное командование. При нем был генеральный штаб с отделами, соответствовавшими требованиям подполья. Весь людской состав делился на подразделения, размеры которых соответствовали их задачам. Наша ’’административная машина” была всегда очень небольшой. Британские офицеры и секретная служба полагали, что в нашем распоряжении находятся тысячи профессиональных военных, занятых исключительно антибританским ’’террором”. Вражеская разведка была полностью дезинформирована в этом, как и во многих других вопросах, а нам вовсе не хотелось их переубеждать. На самом деле, пока англичане не ушли из Палестины, у нас никогда не было более нескольких десятков иногда меньше 20, никогда — больше 30-40 человек, которые были бы заняты только подпольной работой. Все остальные сотни, а впоследствии, тысячи членов нашей организации продолжали обычную повседневную работу, хотя были в распоряжении организации, когда бы к ним ни обратились. Это была поистине Народная армия.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 знаменитых тиранов
100 знаменитых тиранов

Слово «тиран» возникло на заре истории и, как считают ученые, имеет лидийское или фригийское происхождение. В переводе оно означает «повелитель». По прошествии веков это понятие приобрело очень широкое звучание и в наши дни чаще всего используется в переносном значении и подразумевает правление, основанное на деспотизме, а тиранами именуют правителей, власть которых основана на произволе и насилии, а также жестоких, властных людей, мучителей.Среди героев этой книги много государственных и политических деятелей. О них рассказывается в разделах «Тираны-реформаторы» и «Тираны «просвещенные» и «великодушные»». Учитывая, что многие служители религии оказывали огромное влияние на мировую политику и политику отдельных государств, им посвящен самостоятельный раздел «Узурпаторы Божественного замысла». И, наконец, раздел «Провинциальные тираны» повествует об исторических личностях, масштабы деятельности которых были ограничены небольшими территориями, но которые погубили множество людей в силу неограниченности своей тиранической власти.

Валентина Валентиновна Мирошникова , Илья Яковлевич Вагман , Наталья Владимировна Вукина

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное