Читаем Восстание полностью

Но власти разработали другие способы нарушить регулярность наших передач, привлекающих десятки тысяч радиослушателей. В годы Второй мировой войны Геббельс делал отчаянные попытки глушить передачи Би-Би-Си. Британская власть рыскала по нашей волне ничуть не хуже, чем в свое время немцы то же проделывали с Би-Би-Си. Наши технические специалисты мучительно ломали головы, пытаясь преодолеть, казалось бы, непреодолимое препятствие. В конце-концов был настроен передатчик, с помощью которого оказалось возможным переходить с одной волны на другую. С тех пор началась изнуряющая игра в прятки с британскими властями. В назначенное время начиналась нелегальная передача. Минутой позже англичане принимались глушить ее, настроив аппарат на нашу волну. Когда, казалось, сачок вот-вот накроет наш передатчик, мы меняли волну. Слушатели лихорадочно вертели тогда ручку своих радиоприемников, пытаясь поймать голос диктора подпольной радиостанции. Иногда они попадали на нужную волну, иногда — нет. Тем временем аппарат глушения так же лихорадочно настраивался на нашу новую волну. Вот оно, новое глушение!.. Наш передатчик меняет частоту волны или возвращается на исходную. И снова повторяется вся эта кутерьма.

Тогда мы пошли в контратаку, опубликовав предупреждение, что если британские власти не откажутся от попыток заставить нас замолчать, мы заставим замолчать их. Предупреждение не возымело особого действия. Мы разработали план взрыва британской радиостанции в Иерусалиме. Несколько раз мы чуть было не привели в исполнение наш замысел, но каждый раз возникали непредвиденные осложнения. Нам надо было избежать ранения и убийства гражданских лиц, находящихся на службе на радиовещательной станции. Поэтому мы все откладывали осуществление этого плана, хотя не отказались от него совсем. Во всяком случае, англичане демонтировали аппарат глушения в Шароне и потому мы вдруг вздохнули с облегчением. Неожиданно для всех мы оказались в состоянии вести радиопередачи без помех. Предупреждение британским властям, что мы заставим их замолчать в случае, если они не перестанут глушить наши радиопередачи, было одним из немногих предупреждений Иргуна, которым мы не дали хода.

Нас никогда так и не смогли заставить замолчать. Просто не были в состоянии нас заставить. Мы не молчали. Мы переводили наши передачи на иностранные языки и распространяли сводки Иргуна среди иностранных корреспондентов и дипломатических представителей, аккредитованных в Палестине. Наши передачи, как правило, содержали сообщения о последних событиях и политический комментарий. Как нам позднее стало известно, они пользовались широкой популярностью в различных кругах мировой печати от Сиднея до Сан-Франциско.

Это было крайне необходимо и важно, ибо проблема Эрец Исраэль должна была быть все время в фокусе внимания международной общественности. Голос восстания и свободы разносился далеко, несмотря на отчаянные попытки британских властей заставить нас замолчать. Если десятки тысяч не могли по тем или иным причинам регулярно слушать наши передачи, то их слушали миллионы, и поэтому Эрец Исраэль продолжала привлекать к себе внимание мира даже тогда, когда не слышно было взрывов. Мы вовсю пользовались также ’’наглядной” агитацией. Мы распространили декларацию восстания по всей стране, клея ее на стены. То же самое мы делали почти со всем нашим печатным материалом, за исключением памфлетов. Мы начали издавать ’’настенную” газету ’’Херут” ’’Свобода”, которая была первой в своем роде в Эрец Исраэль, да и, вероятно, первой в мире. Мы печатали листовки, воззвания и сводки военных операций. По крайней мере, раз в два или три дня, иногда даже каждый день или каждую ночь, был слышен наш голос. Мы без устали объясняли всем наши взгляды на происходившие в Эрец Исраэль события и нашу позицию по тем или иным вопросам. Общественность Эрец Исраэль проявляла все больший и больший интерес к мнению подполья. Длинные очереди и большие толпы собирались перед нашей стенной газетой — нашими листовками и воззваниями. Мы аппелировали к народу простым языком правды. Мы никогда не обращались к какой-нибудь отдельной прослойке или классу; мы говорили со всем народом. Мало-помалу, он учился верить нам, ибо мы говорили ему правду, только правду, и ничего, кроме правды. Этот принцип был свят для нас. Мы, естественно, не могли сообщить все до конца, ибо находились на нелегальном положении. Перед нами был враг, который не простил бы нам ни малейшего промаха. Враг шпионил за нами и старался вредить нам, где только мог. Мы не могли печатать все, но все, что мы издавали, было правдой.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 знаменитых тиранов
100 знаменитых тиранов

Слово «тиран» возникло на заре истории и, как считают ученые, имеет лидийское или фригийское происхождение. В переводе оно означает «повелитель». По прошествии веков это понятие приобрело очень широкое звучание и в наши дни чаще всего используется в переносном значении и подразумевает правление, основанное на деспотизме, а тиранами именуют правителей, власть которых основана на произволе и насилии, а также жестоких, властных людей, мучителей.Среди героев этой книги много государственных и политических деятелей. О них рассказывается в разделах «Тираны-реформаторы» и «Тираны «просвещенные» и «великодушные»». Учитывая, что многие служители религии оказывали огромное влияние на мировую политику и политику отдельных государств, им посвящен самостоятельный раздел «Узурпаторы Божественного замысла». И, наконец, раздел «Провинциальные тираны» повествует об исторических личностях, масштабы деятельности которых были ограничены небольшими территориями, но которые погубили множество людей в силу неограниченности своей тиранической власти.

Валентина Валентиновна Мирошникова , Илья Яковлевич Вагман , Наталья Владимировна Вукина

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное