Читаем Восстание полностью

Ожесточенный спор, разгоревшийся по поводу Стены Плача и Старого города был, вероятно, точным отображением всей борьбы за власть в Эрец Исраэль. Британским властям в этом отношении надо отдать должное, ибо они слишком хорошо понимали политическую ценность традиционных символов. Ведь Дизраэли писал по-английски, а не на иврите, что сильные мира сего ведут за собой народы силой оружия или силой традиций. Британская политика посему осторожно относилась к могучей силе традиций иудаизма, как и к традиции ислама. Как всегда Уайтхолл направил ’’компетентную” комиссию по расследованию всего сыр-бора подмандатной Палестины. Седобородые ученые мужи, члены комиссии, опубликовали свой ’’вердикт”, на этот раз в форме ’’Ордера совета 1929 года”. Приводился целый ворох ’’неоспоримых научных фактов”, которые якобы свидетельствовали о том, что мусульмане-де имели исключительное право на владение Стеной Плача и на прилегающую к ней территорию.

Посему евреям ’’запрещалось” трубить там в священный рог ’’шофар”

Англичане, известные своим пристрастием к неукоснительному исполнению законов, тщательно следили за проведением в жизнь этого предписания. И если они постановили, что самые камни Стены Плача или древние синагоги принадлежат мусульманской мечети, построенной на руинах той же синагоги, то закон должен был выполняться неукоснительно. Святая святых? Древние традиции? Воплощенное в камне свидетельство славного прошлого? Хартия вольности, высеченная в камне? Именно исходя из этих соображений, Стена Плача должна быть отнята у евреев. И как играли на руку британским властям неожиданные союзники англичан среди самих евреев, которые, становясь в позу презренных снобов, ратовали за ’’прогресс” и во всеуслышание заявляли о том, что несколько молочных коров датской породы более ценны, чем куча никому не нужных черепков и камней!

И все же древние камни говорили сами за себя, изобличая пресловутых ’’поборников прогресса”, пытавшихся произвести должное впечатление на иностранцев своей мнимой свободой от ’’предрассудков”.

Эти камни никогда не молчали, не молчат и не будут молчать. Они не кричат, нет. Они шепчут... Они мягко напоминают еретикам и верующим о том доме, который когда-то стоял в незапамятные времена на этом же самом месте; о воинах, склонявших перед ним колени; о пророках и провозвестниках, вещавших именно здесь о приходе Мессии и сотворении чуда; о древних героях, павших у этих камней, сражаясь с врагом; о том, как была распята правда, и о великом племени, все уничтожившем на своем пути... Это был дом и это была страна, со своими рыцарями и королями, которая была нашей задолго до того, как англичане стали народом. Память об этих камнях освещала надежду для будущих поколений нашего народа.

С первых лет порабощения еврейского народа, Стена Плача была безмолвным свидетелем горя и стона его. Пусть не брюзжат циники о пресловутой ’’мистике”. Голос истории — не мистицизм. Это фактор действительности. Именно этот голос и пыталось подавить правительство Великобритании. Командование британских войск в Палестине запретило евреям трубить в праздники у Стены Плача в священный ритуальный рог — шофар. И тогда евреи осмелились игнорировать ’’высочайшее повеление”, как это делали юные последователи Зеэва Жаботинского целых тринадцать лет. Последовал отвратительный и унизительный спектакль. Мне пришлось стать свидетелем такого спектакля в Судный день 1943 года, когда вместе с группой евреев, я пришел молиться к Стене Плача.

Был заход солнца. Группа скорбящих евреев взывала к Богу — это была ’’неила” завершающая молитва.

В эти дни на европейском континенте гибли миллионы наших братьев... И вдруг, с обеих сторон на евреев, столпившихся в узком проходе у Стены Плача, ринулись британские военные полицейские с винтовками и автоматами наперевес. Они стояли, широко расставив ноги, угрожая молящимся самим своим присутствием. Они явились сюда ’’именем Короля”, чтобы предотвратить ’’нарушение закона”: трубный глас шофара на закате самой священной субботы из всех суббот.

В конце молитвы англичане начали протискиваться, усиленно толкаясь локтями, к самой Стене. И когда, несмотря ни на что, раздались все-таки призывные звуки шофара, гневу угнетателей не было предела. Началось массовое избиение молящихся; в воздухе слышался свист нагаек и глухие удары дубинок. То там, то здесь раздавались крики раненых. Послышалось пение ’’Атиквы”.

Наконец все стихло. Военная полиция исчезла, как и появилась.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 знаменитых тиранов
100 знаменитых тиранов

Слово «тиран» возникло на заре истории и, как считают ученые, имеет лидийское или фригийское происхождение. В переводе оно означает «повелитель». По прошествии веков это понятие приобрело очень широкое звучание и в наши дни чаще всего используется в переносном значении и подразумевает правление, основанное на деспотизме, а тиранами именуют правителей, власть которых основана на произволе и насилии, а также жестоких, властных людей, мучителей.Среди героев этой книги много государственных и политических деятелей. О них рассказывается в разделах «Тираны-реформаторы» и «Тираны «просвещенные» и «великодушные»». Учитывая, что многие служители религии оказывали огромное влияние на мировую политику и политику отдельных государств, им посвящен самостоятельный раздел «Узурпаторы Божественного замысла». И, наконец, раздел «Провинциальные тираны» повествует об исторических личностях, масштабы деятельности которых были ограничены небольшими территориями, но которые погубили множество людей в силу неограниченности своей тиранической власти.

Валентина Валентиновна Мирошникова , Илья Яковлевич Вагман , Наталья Владимировна Вукина

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное