Впервые с начала восстания наши ребята ввели в действие самодельные мортиры. Арабы Рамаллы передавали затем из уст в уста, что ’’террористы”, якобы, использовали тяжелую артиллерию. Полиция предпочла отсиживаться в железобетонных дзотах. В самом здании радиостанции Авитагар, один из наших самых отважных офицеров, подбросил свой револьвер в несколько раз в воздух, и, ловко поймав его, направил на ошеломленных британских и арабских служащих. Было сказано, что им не причинят никакого вреда, если они помогут нашим людям послать в эфир подготовленную радиопередачу. Однако вскоре выяснилось, что, собственно, радиостудии в Рамалле не было, поэтому передача не могла пойти в эфир. Радиостудии находились в Иерусалиме.
После операции в Рамалле, мы снова обсудили несколько планов нападения на резиденцию Верховного главнокомандующего британскими войсками в Палестине. Однако, стремительный ход событий снова помешал их претворению в жизнь. Сэр Макмайкл был отстранен от занимаемой должности. Непосредственно перед его отъездом из Палестины группа Штерна совершила неудачную попытку покушения на его жизнь. Подобно многим офицерам и высокопоставленным лицам, чья миссия потерпела провал в Эрец Исраэль, Макмайкл был переведен в Малайю. На наших складах в Петах-Тикве осталась масса вещей, тщательно приготовленных к приему сэра Макмайкла. Среди этих вещей были превосходные льняные простыни, а так как эти простыни не имели чести послужить сэру Макмайклу, то они мне достались ”по наследству”. Могу засвидетельствовать, что простыни были действительно превосходны. Матрас же не имевший особой истории не блистал с точки зрения качества.
Глава VIII. ЧЕЛОВЕК СО МНОЖЕСТВОМ ИМЕН
Прошло некоторое время. Я оставил простыни сэра Макмайкла и переехал из Махне Иегуда вместе с женой и маленьким сыном в небольшой дом в квартале Хассидова. Вместе с местожительством я поменял и имя. Теперь я стал называться Израилем Гальпериным.
Квартал Хассидова представлял собой ряд низких домиков по дороге в Кфар-Сыркин близ Лода. Этот рабочий пригород, подчинявшийся муниципалитету Петах-Тиквы, был построен прямо против известной арабской деревни Фейджа. В 1944-45 годах в домах квартала Хассидова часто не было воды и электричества. Все кругом утопало в зелени; зеленели ухоженные поля, цвели сады, леса и апельсиновые рощи. Сторонний наблюдатель несомненно предположил бы, что именно из-за эдакой тенистости мы избрали квартал Хассидова нашей штаб-квартирой. Это было не так, набрели мы на это место почти случайно. Жизнь здесь была относительно дешевой. Кроме того, мы надеялись, что британским властям не придет в голову, что ’’главный террорист” осмелится поселиться в местности, где все знали своих соседей. Мы не ошиблись.
Почти год я прожил в этом маленьком пригороде среди молчаливых друзей и наших энергичных, крикливых противников. Один из жителей квартала Хассидова все же знал, кто я такой. Он узнал меня сразу же, как только я появился на песчаных дюнах, начинавшихся сразу же за домами. Но он не сказал ничего. Мои хозяева, следует им отдать должное, были молчаливы. Остальные наши соседи даже и не подозревали, кто я такой. Все было естественным и обычным. Соседям сказали, что семья Гальпериных — беженцы из Польши и что она не смогла найти подходящего жилья в городе. И правда, глава семьи не ходил на работу каждый день, но нашел подходящее объяснение своему ничегонеделанью. Мы сказали соседям, что сводили концы с концами лишь благодаря помощи организации беженцев. Кроме того, я, как знали мои соседи, готовился к палестинскому экзамену по юриспруденции — отсюда и мое почти постоянное времяпровождение дома за закрытыми ставнями. Мой хозяин, господин Малкиели предположил, что я был чем-то вроде адвоката. Малкиели был активным членом Иргуна и лично знал Яакова Меридора, который был его региональным командующим. Кроме того, Малкиели был знаком с Эйтаном, Даниелем и Вениамином. Он видел всех этих офицеров Иргуна у себя в доме, ибо они часто приходили к ’’таинственному постояльцу”, т.е. ко мне. Однако, пытаясь выяснить причину и цель столь частых посещений активных членов Иргуна своего скромного жильца, он решил, что все они приходили ко мне как к адвокату за советом в связи с процессом борцов подполья. Казалось, я произвел на господина Малкиели впечатление эдакого книжного червя. Позднее он, конечно, узнал всю правду, но, несмотря на смертельную опасность, которой он подвергал свою жизнь, Малкиели, не колеблясь, разрешил мне и впредь оставаться у себя в доме. Малкиели не раз оказывал мне ряд дружеских услуг, но я не думаю, чтобы он когда-либо изменил свое мнение о внешности своего жильца.