Читаем Восстание полностью

Впервые с начала восстания наши ребята ввели в действие самодельные мортиры. Арабы Рамаллы передавали затем из уст в уста, что ’’террористы”, якобы, использовали тяжелую артиллерию. Полиция предпочла отсиживаться в железобетонных дзотах. В самом здании радиостанции Авитагар, один из наших самых отважных офицеров, подбросил свой револьвер в несколько раз в воздух, и, ловко поймав его, направил на ошеломленных британских и арабских служащих. Было сказано, что им не причинят никакого вреда, если они помогут нашим людям послать в эфир подготовленную радиопередачу. Однако вскоре выяснилось, что, собственно, радиостудии в Рамалле не было, поэтому передача не могла пойти в эфир. Радиостудии находились в Иерусалиме.

После операции в Рамалле, мы снова обсудили несколько планов нападения на резиденцию Верховного главнокомандующего британскими войсками в Палестине. Однако, стремительный ход событий снова помешал их претворению в жизнь. Сэр Макмайкл был отстранен от занимаемой должности. Непосредственно перед его отъездом из Палестины группа Штерна совершила неудачную попытку покушения на его жизнь. Подобно многим офицерам и высокопоставленным лицам, чья миссия потерпела провал в Эрец Исраэль, Макмайкл был переведен в Малайю. На наших складах в Петах-Тикве осталась масса вещей, тщательно приготовленных к приему сэра Макмайкла. Среди этих вещей были превосходные льняные простыни, а так как эти простыни не имели чести послужить сэру Макмайклу, то они мне достались ”по наследству”. Могу засвидетельствовать, что простыни были действительно превосходны. Матрас же не имевший особой истории не блистал с точки зрения качества.

Глава VIII. ЧЕЛОВЕК СО МНОЖЕСТВОМ ИМЕН


Прошло некоторое время. Я оставил простыни сэра Макмайкла и переехал из Махне Иегуда вместе с женой и маленьким сыном в небольшой дом в квартале Хассидова. Вместе с местожительством я поменял и имя. Теперь я стал называться Израилем Гальпериным.

Квартал Хассидова представлял собой ряд низких домиков по дороге в Кфар-Сыркин близ Лода. Этот рабочий пригород, подчинявшийся муниципалитету Петах-Тиквы, был построен прямо против известной арабской деревни Фейджа. В 1944-45 годах в домах квартала Хассидова часто не было воды и электричества. Все кругом утопало в зелени; зеленели ухоженные поля, цвели сады, леса и апельсиновые рощи. Сторонний наблюдатель несомненно предположил бы, что именно из-за эдакой тенистости мы избрали квартал Хассидова нашей штаб-квартирой. Это было не так, набрели мы на это место почти случайно. Жизнь здесь была относительно дешевой. Кроме того, мы надеялись, что британским властям не придет в голову, что ’’главный террорист” осмелится поселиться в местности, где все знали своих соседей. Мы не ошиблись.

Почти год я прожил в этом маленьком пригороде среди молчаливых друзей и наших энергичных, крикливых противников. Один из жителей квартала Хассидова все же знал, кто я такой. Он узнал меня сразу же, как только я появился на песчаных дюнах, начинавшихся сразу же за домами. Но он не сказал ничего. Мои хозяева, следует им отдать должное, были молчаливы. Остальные наши соседи даже и не подозревали, кто я такой. Все было естественным и обычным. Соседям сказали, что семья Гальпериных — беженцы из Польши и что она не смогла найти подходящего жилья в городе. И правда, глава семьи не ходил на работу каждый день, но нашел подходящее объяснение своему ничегонеделанью. Мы сказали соседям, что сводили концы с концами лишь благодаря помощи организации беженцев. Кроме того, я, как знали мои соседи, готовился к палестинскому экзамену по юриспруденции — отсюда и мое почти постоянное времяпровождение дома за закрытыми ставнями. Мой хозяин, господин Малкиели предположил, что я был чем-то вроде адвоката. Малкиели был активным членом Иргуна и лично знал Яакова Меридора, который был его региональным командующим. Кроме того, Малкиели был знаком с Эйтаном, Даниелем и Вениамином. Он видел всех этих офицеров Иргуна у себя в доме, ибо они часто приходили к ’’таинственному постояльцу”, т.е. ко мне. Однако, пытаясь выяснить причину и цель столь частых посещений активных членов Иргуна своего скромного жильца, он решил, что все они приходили ко мне как к адвокату за советом в связи с процессом борцов подполья. Казалось, я произвел на господина Малкиели впечатление эдакого книжного червя. Позднее он, конечно, узнал всю правду, но, несмотря на смертельную опасность, которой он подвергал свою жизнь, Малкиели, не колеблясь, разрешил мне и впредь оставаться у себя в доме. Малкиели не раз оказывал мне ряд дружеских услуг, но я не думаю, чтобы он когда-либо изменил свое мнение о внешности своего жильца.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 знаменитых тиранов
100 знаменитых тиранов

Слово «тиран» возникло на заре истории и, как считают ученые, имеет лидийское или фригийское происхождение. В переводе оно означает «повелитель». По прошествии веков это понятие приобрело очень широкое звучание и в наши дни чаще всего используется в переносном значении и подразумевает правление, основанное на деспотизме, а тиранами именуют правителей, власть которых основана на произволе и насилии, а также жестоких, властных людей, мучителей.Среди героев этой книги много государственных и политических деятелей. О них рассказывается в разделах «Тираны-реформаторы» и «Тираны «просвещенные» и «великодушные»». Учитывая, что многие служители религии оказывали огромное влияние на мировую политику и политику отдельных государств, им посвящен самостоятельный раздел «Узурпаторы Божественного замысла». И, наконец, раздел «Провинциальные тираны» повествует об исторических личностях, масштабы деятельности которых были ограничены небольшими территориями, но которые погубили множество людей в силу неограниченности своей тиранической власти.

Валентина Валентиновна Мирошникова , Илья Яковлевич Вагман , Наталья Владимировна Вукина

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное