Читаем Восстание полностью

Вскоре мы были на дружеской ноге не только с милейшим Мал-киели, но и со всеми нашими соседями, которые понятия не имели о моей деятельности. Мой подросший сынишка, бывало, не раз играл в шумные игры с соседскими ребятами. Мы ходили в гости к соседям, соседи ходили в гости к нам. В нашей комнате было множество увесистых внушительных фолиантов по праву, которые были так же невинны на вид, как и весь дом. Неудивительно поэтому, что я приобрел широкую известность в квартале Хассидова в качестве адвоката. Я чуть было не получил мой первый в жизни ’’адвокатский гонорар”. Один из жителей квартала Хассидова разругался с муниципалитетом Петах-Тиквы по поводу небольшого строеньица, возведенного без разрешения отдела здравоохранения местного муниципалитета. Сосед попросил меня написать вежливое, но решительное письмо, которое ’’образумило бы” членов муниципалитета. Конечно, я не мог отказать ему. Письмо это далось мне с большим трудом; дело было не в содержании, а в почерке. Мой почерк не очень-то разборчив. Правда, секретарь муниципалитета Петах-Тиквы —Ло-Рухама, наш секретарь, которая умела не только хранить тайны, но и разбирать мой почерк. Но я понимал, что секретарь муниципалитета Петах-Тиквы, от чьей доброй воли зависела моя судьба в квартале Хассидова, не обязан был сидеть и разбирать мои иероглифы. Поэтому я пытался писать большими круглыми буквами. Но что было еще труднее, так это объяснить моему ’’клиенту”, видевшему сколько усилий я вкладываю в письмо, что я это делаю по-соседски и не ожидаю никакой мзды за это.

В крошечной кухонке при свете небольшой лампы или свечи мы проводили встречи верховного командования Иргуна, принимали важные решения и планировали ход боевых операций. Друзья, часто посещавшие семью Гальпериных, не вызывали подозрений. Изредка они выручали синагогального служку квартала Хассидова, ибо когда в квартале не было миньяна, то в небольшой синагоге собирались наши ребята. Иногда в субботу мы выходили на прогулку в поля и апельсиновые рощи. Вот так, гуляя, мы проводили очередное ’’заседание”, принимая подчас важные решения. Изредка нам шел навстречу пастух-араб со своей отарой овец и приветствовал нас. Иногда рядом с нами гоняли мяч еврейские ребятишки. Никто не мог и подумать, что эти, такие невинные на вид гуляющие, разыскиваются британской службой безопасности и полицией по всей Палестине.

Мне припоминается также небольшая синагога, которая была прямо против моего дома. В этой синагоге, которую мы посещали по субботам и праздникам, я получил новую подпольную кличку — Израиль. В первую же субботу после нашего приезда в квартал Хассидова меня как нового прихожанина вызвали читать Тору.

Седобородый синагогальный служка спросил, как величать меня по имени и как звали моего отца. Я боялся назвать мое имя, которое в комбинации с именем моего отца могло кому-то что-то напомнить. Я сказал неуверенно: ’’Израиль, сын Зеэва-Дова”. Я назвался Израилем вероятно потому, что был искренне привязан к моему близкому другу Израилю Эпштейну. С тех пор и до самого конца восстания меня всегда называли именем Израиль. Я должен просить прощения у Всевышнего за то, что скрыл свое настоящее имя даже в синагоге, но надеюсь, Он простит мне, ибо понимает, в каких обстоятельствах я находился.

’’Именно в квартале Хассидова мы пережили первую большую облаву, проводимую по всей стране британской военной полицией при помощи целых соединений оккупационной армии. Пятого сентября 1944 года Петах-Тиква была окружена усиленными нарядами военной полиции и солдат. Петах-Тиква обладала особо притягательной силой для британского командования, которое частенько говорило: ’’Проклятая Петах-Тиква кишмя кишит террористами”.

Впрочем, они не были так уже неправы. Петах-Тиква была местом, где жили люди искренне привязанные к древней земле Палестины. Жители Петах-Тиквы не раз оказывали услуги подполью. Члены Иргуна часто скрывались в апельсиновых рощах, окружавших Петах-Тикву. Британские солдаты не осмеливались даже приближаться к этим апельсиновым рощам. Зеленые поля, эвкалиптовые и апельсиновые рощи Петах-Тиквы могли рассказать множество любопытных историй о тайниках с оружием, секретных подготовительных курсах молодого бойца, секретных совещаниях и явках. Рощи держали вверенные им тайны в секрете так же, как и беспокойная и вольнолюбивая молодежь Петах-Тиквы, которая часто наставляла себе шишки, но вновь и вновь обретала уверенность и свободу действий. Дважды британское командование почти преуспело, не без помощи еврейских осведомителей, в ликвидации местного отделения Иргуна. Однако каждый раз наши ряды пополнялись свежими силами, и мы выходили из испытаний еще более многочисленными, чем были до ’’ликвидации”. Петах-Тиква была и в самом деле ’’полна террористами”.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 знаменитых тиранов
100 знаменитых тиранов

Слово «тиран» возникло на заре истории и, как считают ученые, имеет лидийское или фригийское происхождение. В переводе оно означает «повелитель». По прошествии веков это понятие приобрело очень широкое звучание и в наши дни чаще всего используется в переносном значении и подразумевает правление, основанное на деспотизме, а тиранами именуют правителей, власть которых основана на произволе и насилии, а также жестоких, властных людей, мучителей.Среди героев этой книги много государственных и политических деятелей. О них рассказывается в разделах «Тираны-реформаторы» и «Тираны «просвещенные» и «великодушные»». Учитывая, что многие служители религии оказывали огромное влияние на мировую политику и политику отдельных государств, им посвящен самостоятельный раздел «Узурпаторы Божественного замысла». И, наконец, раздел «Провинциальные тираны» повествует об исторических личностях, масштабы деятельности которых были ограничены небольшими территориями, но которые погубили множество людей в силу неограниченности своей тиранической власти.

Валентина Валентиновна Мирошникова , Илья Яковлевич Вагман , Наталья Владимировна Вукина

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное