Восстание Болотникова 1606–1607

«Новый Летописец» обвиняет восставших астраханцев в том, что они «многих людей, которые стояху за правду, побиваху с раскату»[727]. «Побивание с раскату» состояло в том, что осужденного сбрасывали с высокой башни, находившейся в астраханском кремле. Совершению казни предшествовала процедура суда. Описание этого суда в восставшей Астрахани сохранилось в так называемой Ключаревской летописи. Под этим названием в литературе известна «История о начале и возобновлении Астрахани, случившихся в ней бунтах, об архиереях в оной бывших, а также о воеводах, градоначальниках и губернаторах», составленная ключарем Астраханского собора Кириллом Васильевым в 20-х годах XIX в. Значение Ключаревской летописи как источника определяется тем, что в ее составе сохранились отдельные памятники начала XVII в., использованные К. Васильевым для своего сочинения и в настоящее время уже не существующие. Именно такими материалами К. Васильев воспользовался при описании суда и казни «с раската». Описание это помещено в Ключаревской летописи в той ее части, где говорится о казни в 1671 г. в Астрахани митрополита Иосифа во время восстания Разина. Но, как отмечает автор, текст описания взят им из рукописи, датированной 1620 г. Мы поэтому имеем все основания считать, что автор рукописи о «раскате» описал порядки, характеризующие обстановку в Астрахани во время восстания 1606–1614 гг.

Приводим текстуально то место Ключаревской летописи, где говорится о казни «с раската»:

«Что значит раскат? В одном отрывке, писанном 1620 года, нашел я: «вешали, кидали с раскату: народ стоял около раскату, войты говорили кнутом битому, колесованному, жилы выверчены из пяток, но еще был жив. Раскат был на самом высоком месте и имел два только заключения: первое — прощать или истреблять; второе — на таком высоком месте — на самом верху, четыре время года по ночам зажигать свет, по которому выходили из полона русские из орд. На раскат вводили уже избитых, колесованных, без жил и без пяток, западными дверями войты, а на определенном месте ударяли в вечевой колокол, по которому собирался народ. Тут войты по мукам означали имена преступников, и первые кричали с раскату: «пех?», народ отвечал: «не пех!», опять кричат войты: «не пех?», народ вторично кричал: «не пех!» И таким образом освобождались мучимые. Но другие мучимые на сем же месте получали и конец. Войты кричали с раскату: «пех?» или «перепех?», и когда народ весь закричит: «пех!», «перепех!», «пех!», тогда осужденный, стоявший на самом возвышении раската, сталкивался с раската»[728].

Как мы должны относиться к приведенному тексту? Я думаю, что у нас нет оснований сомневаться в том, что данный текст действительно был взят автором Ключаревской летописи из рукописи, относящейся к 1620 г. Правда, то, что мы читаем в Ключаревской летописи, несомненно, не подлинный текст, а его переложение на язык начала XIX в. Но именно язык приведенного отрывка свидетельствует в пользу того, что перед нами древний текст, с трудом переведенный на современный автору язык. Упоминание в тексте статьи «войтов» и «войтов по мукам» дает основание предположить, что ее оригинал был, по-видимому, написан на западнорусском (белорусском или украинском?) языке. Появление в Астрахани в 1620 г. такого произведения было вполне возможно. Выходцы из западнорусских (украинских или белорусских) земель могли попасть в Астрахань, например, вместе с Заруцким. «Обыск» 1616 г. отмечает в Астрахани 62 человека «литвы и немцев» (см. выше). Если это наше предположение правильно, то своеобразие языка статьи о «раскате» в Ключаревской летописи становится еще более понятным, так как для ключаря Астраханского собора западнорусский язык XVII в., конечно, был труден для понимания и перевода.

Что касается содержания статьи о «раскате», то мне представляется, что по крайней мере одна деталь текста очень убедительно говорит в пользу достоверности сведений о «раскате». Этой деталью является упоминание о том, что «раскат», помимо того, что на нем совершались казни, служил еще маяком, свет которого помогал выходить в Астрахань русским пленникам «из орд». Такой осведомленностью могло обладать лишь лицо, непосредственно наблюдавшее жизнь Астрахани. Об этом же свидетельствует и указание на то, что обвиняемых вводили на «раскат» «западными дверями».

Я полагаю, таким образом, что мы имеем право привлечь статью о «раскате» для характеристики суда в Астрахани во время восстания[729].

Картина суда, нарисованная в статье о «раскате», даже если мы оставим в стороне такие детали, как «вечевой колокол», исключительно ярко показывает восставшую Астрахань как город, где власть находилась в руках народа, городских низов.

Именно народ, созванный старостами к «раскату», осуществлял суд, решая участь виновных и освобождая от наказания оправданных.