Восстание Болотникова 1606–1607

Рассматривая вопрос об организации власти в восставшей Астрахани, необходимо коснуться той роли, какую играл в Астрахани «царевич» Иван-Август. Материал, которым мы располагаем, позволяет заключить, что астраханский «царевич» обладал какой-то реальной властью в Астрахани. Именно к нему был отослан из Царицына воевода Акинфов. «Царевич» Иван-Август стоит во главе войска, осаждавшего Саратов; встреча с «царевичем» монахов-кармелитов облегчила им, по их словам, «пропуск в Персию».

Вероятнее всего, что «царевич» Иван-Август играл в Астрахани роль, аналогичную той, какую в Путивле и Туле играл «царевич» Петр.

Следует добавить, что источники не дают почти никакого материала для выяснения вопроса о взаимоотношениях между «царевичем» Иваном-Августом и князем И. Д. Хворостининым. Выше мы отмечали, что князь Хворостинин сохранил свой пост воеводы в Астрахани и после восстания. В качестве воеводы «царя Димитрия» он осуществляет сношения и с ногайским князем Иштереком. Наконец, как мы видели, по свидетельству кармелитов, князь Хворостинин рассматривал себя как лицо, подчиненное и «царевичу» Ивану-Августу: князь Хворостинин не допустил отплытия кармелитов из Астрахани в Персию до тех пор, пока не запросил по этому вопросу «царевича» Ивана-Августа и пака последний не дал согласия на их отплытие.

Таким образом, по-видимому, отношения князя Хворостинина к «царевичу» Ивану-Августу строились по типу отношений между князем Г. П. Шаховским и «царевичем» Петром.

«Царевич» Иван-Август оставался в Астрахани до 1608 г. (см. цитированную выше грамоту Лжедмитрия II от 24 апреля 1608 г.) и погиб во время своего второго похода к Москве. Он был повешен Тушинским вором (см. рассказ «Нового Летописца»). Что касается других астраханских «царевичей», то в источниках нет данных об их деятельности. Но самый факт наличия в Астрахани «царевичей»-самозванцев не подлежит сомнению.

В свете рассмотренных материалов о положении внутри Астрахани во время восстания и о деятельности «царевича» Ивана-Августа особенный интерес приобретают данные «Нового Летописца» о социальном лице астраханских «царевичей». Расценивая самозванство как «дьявольское научение», «Новый Летописец» видит особо преступный характер самозванства в Астрахани в том, что там царевичами провозглашали себя лица, принадлежавшие к самым низшим слоям общества: «Како же у тех окаянных злодеев уста отверзашеся и язык проглагола: неведомо откуда взявся, а называхуся таким праведным коренем — иной боярской человек, а иной — мужик пашенной»[730].

Итак, носителями самозванства в Астрахани оказываются «боярский человек», т. е. холоп, и «мужик пашенный», т. е. крестьянин. Это известие «Нового Летописца» никак не вязалось с концепцией об аристократическом характере астраханского восстания, господствовавшей в литературе. Может быть, этим объясняется то, что свидетельство «Нового Летописца» о холопском и крестьянском происхождении астраханских «царевичей»-самозванцев не было использовано историками[731].

Между тем известие «Нового Летописца» об астраханских «царевичах» исключительно важно для раскрытия внутренней истории астраханского восстания, его социальной природы. Ибо «боярский человек» и «пашенный мужик» могли быть провозглашены «царевичами» лишь как кандидаты той социальной среды, к которой принадлежали они сами, иными словами, как кандидаты астраханских низов, тех «кабальных людишек», которых восстание в Астрахани освободило от холопства.

Известие «Нового Летописца» полностью согласуется с той картиной восставшей Астрахани, которую раскрывают нам рассмотренные выше материалы. Этим, однако, не исчерпывается значение известия «Нового Летописца». Оно важно и для раскрытия социального смысла «царистской» психологии народных масс. Провозглашение в Астрахани холопа и крестьянина «царевичами»[732] отражает в себе мечты угнетенных масс Русского государства о «хорошем царе». В этом — коренное отличие астраханских самозванцев от таких самозванцев, как Лжедмитрий I или Тушинский вор, являвшихся ставленниками совершенно иных общественных групп и политических сил. И не случайна в этом смысле расправа Тушинского вора с «царевичами» из Астрахани.

Глава седьмая Осада Москвы