Восстание Болотникова 1606–1607

Обзор военных мероприятий правительства Шуйского показывает пути и методы, с помощью которых Шуйский пытался изменить ход борьбы в свою пользу. Однако положение дел во время осады Москвы определялось не только чисто военными факторами. Не менее существенное значение имели и такие моменты, как обстановка внутри Москвы, равно как и положение внутри лагеря Болотникова.

Обстановка в Москве в период осады ее Болотниковым характеризуется крайним обострением классовых противоречий. То, что отмечает в своих показаниях И. Садовский: «рознь великая» между боярами и «землей» и недовольство царем как в боярских кругах, так и со стороны «всей земли», раскрывает, по каким основным линиям развертывалась борьба классов в Москве.

Проявления этой борьбы можно наблюдать уже в самые первые дни царствования Василия Шуйского. Характерной особенностью ее является то, что она протекает под лозунгом «царя Димитрия». Едва ли не наиболее ранней вспышкой этой борьбы было волнение, вызванное появлением на улицах Москвы прокламаций, сообщавших о чудесном спасении «царя Димитрия». Рассказ об этих событиях содержится в «Донесении» некоего пана Хвалибога, «комнатного» слуги Лжедмитрия I. По сообщению Хвалибога, «около недели листы прибиты были на воротах боярских от Димитрия, где давал знать, что ушел и бог его от изменников спас, которые листы изменники патриарху приписали, за что его и сложили, предлагая Гермогена, а с другой стороны самими же Московскими людьми Шуйский был бы убит, если б его поляки некоторые не предостерегли, которые другой революции боялись»[821].

С. Ф. Платонов истолковывает слова Хвалибога о том, что «листы» о спасении Дмитрия появились «около недели», в смысле спустя неделю «после переворота 17 мая»[822]. Не исключено, однако, и другое толкование, именно, что слово «неделя» было употреблено в оригинале в смысле «воскресенье», т. е. в первое воскресенье после убийства Лжедмитрия[823]. Так или иначе, во всяком случае событие, о котором рассказывает Хвалибог, имело место еще в мае 1606 г. Замечательно при этом, что движение, связанное с прокламациями о спасении «царя Димитрия», было направлено и против бояр (на это указывает то, что «листы» были демонстративно прибиты «на боярских воротах») и против Василия Шуйского. С другой стороны, и поляки, находившиеся в Москве, заняли по отношению к этому движению враждебную позицию, вплоть до предупреждения Шуйского о грозившей ему опасности. Все это характеризует данное движение как волнение народных масс Москвы. На это же указывают и слова Хвалибога о том, что волнения, связанные с прокламациями, вызвали у поляков в Москве опасения о возможности «другой революции», т. е. повторения народного восстания, подобного тому, какое имело место 17 мая. Именно «боясь» этого, поляки и пошли на то, чтобы предотвратить убийство Шуйского «Московскими людьми».

Такое понимание рассказа Хвалибога подтверждается показаниями другого иностранца — очевидца Паэрле. По словам Паэрле, «4-го июня, в воскресенье (что в переводе на русский календарь дает 25 мая. — И. С.) в городе было страшное волнение; народ восстал на стрельцов, бояр и великого князя, обвиняя всех их, как изменников, в умерщвлении истинного государя, Димитрия. Великий князь, при помощи бояр, скоро прекратил ропот черни, уверив ее, что убит не Димитрий, а плут и обманщик»[824]. Сопоставляя рассказ Паэрле с донесением Хвалибога, можно думать, что оба автора имеют в виду одно и то же событие. В этом случае рассказ Паэрле приобретает особую ценность, прямо указывая на то, что существо «страшного волнения» заключалось в выступлении народа против царя и бояр.

Стихийные вспышки борьбы народных низов Москвы характеризуют и все последующее время, вплоть до прихода войск Болотникова к Москве, о чем можно судить по показаниям современников иностранцев, сохранивших в своих записках упоминания о такого рода событиях. Так, В. Диаментовский под 25 июня (н. ст.) сообщает: «Снова несколько тысяч человек народа, с оружием и каменьями, собралось перед кремлевскими воротами, на Лобном месте, где обычно царь появлялся перед народом. Не знаем, как это вышло, но до нас доходили слухи, что часть бояр, втайне от царя и других бояр, взбунтовали их, сказав, что царь велел остальную Литву побить. Царь выезжал к ним спросить, в чем была причина их сборища, и, узнав, приказал им разойтись, а те бунтовщики потом были наказаны»[825].

По-видимому, к этому же эпизоду относится и известный рассказ Маржерета[826] о выступлении Василия Шуйского «в воскресный день» перед толпой москвичей, собравшихся «на дворцовой площади», когда Шуйский попытался разыграть сцену, напоминающую введение опричнины Иваном Грозным, заявив сначала об отказе от царства, а затем потребовав расправы над заговорщиками (в числе которых был П. Н. Шереметев)[827].