Восстание Болотникова 1606–1607

Совершенно так же расценивает положение дел в Москве и Паэрле, считающий, что лишь измена Истомы Пашкова спасла Василия Шуйского от назревавшего в Москве восстания. Характерно при этом то, что, говоря о готовности москвичей к восстанию, Паэрле ссылается на то, что именно так оценивали обстановку в Москве сами москвичи: «Впоследствии многие москвитяне говорили, что если бы Пашков не оставил своих товарищей, жители столицы приняли бы его сторону, и что они уже готовы были предаться ему». По мнению самого Паэрле, такое развитие событий было «очень вероятно: в народе, утомленном осадою, царствовал раздор»[844].

Особенно интересно и существенно свидетельство Исаака Массы, у которого мы находим не только характеристику положения в Москве, но который вместе с тем прямо связывает планы самого Болотникова с борьбой внутри Москвы: «Болотников нимало не сомневался, что отправленные им войска займут Москву, ... это могло случиться по причине великого смущения и непостоянства народа в Москве»[845].

Успехи Болотникова в борьбе за привлечение на свою сторону «простого народа» Москвы заставляли правительство Василия Шуйского принимать меры к тому, чтобы парализовать действие на население Москвы призывов Болотникова к восстанию и в свою очередь пытаться оказывать на москвичей воздействие.

Методы идеологической борьбы, применявшиеся Василием Шуйским, коренным образом отличались от методов Болотникова.

Главной силой, использованной Шуйским для идеологического воздействия на массы, была церковь. Церковь с самого начала восстания Болотникова заняла по отношению к восстанию резко враждебную позицию. Особенно непримиримую позицию в борьбе против восстания занимал патриарх Гермоген, ставший во главе русской церкви после воцарения Шуйского. Использование Шуйским церкви для укрепления своего положения началось уже с самых первых дней его царствования — провозглашением царевича Димитрия Углицкого святым и посылкой специального посольства в Углич для торжественного перенесения тела царевича в Москву. Развитие восстания Болотникова и поход его на Москву имели своим результатом усиление политической активности церкви, оказавшейся непосредственно втянутой в борьбу. Ярким памятником участия церкви в борьбе против восстания Болотникова являются грамоты патриарха Гермогена, рассылавшиеся им из Москвы во время осады ее Болотниковым.

В этих грамотах, призывавших «всех православных христиан» на борьбу с Болотниковым, делается попытка изобразить участников восстания Болотникова как людей, которые «отступили от бога и от православный веры и повинулись сатане и дьяволским четам», а Василия Шуйского — как «воистину свята и праведна истиннаго крестьянского[846] царя», «поборателя по православной нашей крестьянской вере». Политический смысл такой трактовки восстания Болотникова заключался в том, чтобы использовать всю силу влияния церкви на массы для дискредитации движения Болотникова и для привлечения на сторону Василия Шуйского как можно более широких слоев населения. Эта цель лучше всего могла быть достигнута именно изображением участников восстания «злыми еретиками», что давало возможность патриарху обратиться ко «всем православным крестьяном» с требованием, чтобы они «к таковым бы злым врагом и разорителем веры крестьянский и нашим крестьянским губителем не приставали, ни в чем им не верили и их бы никак не устрашалися, да не погибнут от них такожде яко же и приставшей к злому и пагубному совету их»[847].

Методы и средства идеологического воздействия церкви на массы не исчерпывались рассылкой грамот.

На борьбу против Болотникова был мобилизован весь арсенал духовного оружия, имевшегося в распоряжении церкви: проповеди, церковные церемонии, религиозные обряды и т. д. Наконец, сюда же была привлечена и церковно-политическая литература, публицистика, также стремившаяся подчинить своему влиянию охваченные борьбой массы.

Наибольшего размаха идеологическая деятельность церкви во время осады Москвы Болотниковым достигла к середине октября 1606 г., когда положение внутри осажденной Москвы было особенно острым и, по выражению современника, «на всех бысть людех страх велик и трепет»[848].

Именно в этот момент появляется написанная протопопом Благовещенского собора в Кремле Терентием «Повесть о видении некоему мужу духовну», которая сначала «по царьскому велению» оглашается в Успенском соборе «вслух во весь народ», а затем вызывает объявление шестидневного поста, с 14 по 19 октября, «во царьстве, велик и мал», во время которого «молебны пели по всем храмом и бога молили за царя и за все православное крестьянство, чтобы господь бог отвратил от нас праведный свой гнев и укротил бы межусобную брань и устроил бы мирне и безмятежне все грады и страны Московского государьства в бесконечные веки»[849].