Отмечается в летописи и роль «людей» в вопросе о принятии Русью христианства. По словам летописца, Владимир обсудил вопрос выбора веры с «боярами и старцами градьскими» (ПСРЛ. I: 106–107), которые предложили ему отправить в разные страны посольства для того, чтобы лучше ознакомиться с их религиями, и эти их слова оказались по нраву «князю и всемъ людемъ» (ПСРЛ. I: 107), которые, по представлению летописца, видимо, тоже принимали участие в обсуждении. И это не случайно, ведь унификация религиозной жизни Руси сначала через «реформу» язычества, а затем и через введение «заимствованной» монотеистической религии была одной из важных мер, предпринятых Киевом для укрепления своей власти над восточнославянскими этнополитиями (Фроянов 2003), выгоды от которой, как мы помним, имела вся киевская община. Характерна и отмеченная в летописи роль «старцев градских» в принятии решения. «Старцы градские» – высшие должностные лица восточнославянских этнополитий (из источников не совсем понятно, были ли это представители наследственной родовой знати или просто уважаемые люди, получившие соответствующий статус по решению народного собрания), упоминания о которых исчезают со страниц источников после того, как уходят в прошлое сами эти этнополитии (Мавродин, Фроянов 1974: 29–33). В данном случае речь идёт, очевидно, о полянских «старцах», представлявших на княжеском совете интересы всей полянской общины. Видимо, именно в силу последнего обстоятельства окончательное решение о принятии Русью христианства Владимир, согласно летописи, принимает на совещании лишь с «боляры своя и старца» (ПСРЛ. I: 108). «Старцы» представляли всё полянское общество.
Впервые слово «вече» употреблено в летописи при описании коллективной социально-политической деятельности древнерусских горожан под 997 г. в знаменитой легенде о белгородском киселе. Печенеги осадили Белгород, и тогда «створиша вече в городе и реша: «Се уже хочемъ померети от глада, а от князя помочи нету. Да луче ли ны померети? Въдадимся печенегомъ, да кого живять, кого ли умертвять; уже помираем от глада». И тако советъ створиша» (ПСРЛ. I: 127).
Один «старец» придумал, как обмануть печенегов с помощью колодца, наполненного киселем, после чего на вече было принято другое важное решение: «Горожане же реша, шедше к печенегом: «Поимете к собе таль нашь, а вы поидете до 10 мужь в градъ, да видите, что ся дееть в граде нашем» (ПСРЛ. I: 128).
Как видим, не только киевляне и новгородцы продвинулись по пути развития институтов своего общественного самоуправления, но и городская община Белгорода конца Х в. предстаёт перед нами вполне организованной социальной единицей, способной коллективно принимать важные для города решения и исполнять их. Упоминаются и её лидеры – уже знакомые нам «старцы» (ПСРЛ. I: 127). Характерно и то, что модель принятия решения печенегами летописец изображает близкой к той, что существовала у белгородцев: они «избраша лучшие мужи» для посольства (ПСРЛ. I: 128). Это вновь возвращает нас к тому, что русские летописцы мыслили «свои» вечевые порядки чем-то самим собой разумеющимся.
Первыми начали свою борьбу за независимость от Киева новгородцы. К тому времени старые «племенные» князья были ликвидированы уже практически повсюду и Владимир сажает своих сыновей в качестве наместников по всем основным городам Руси. Так, в Новгороде князем оказывается сначала Вышеслав, а после его смерти Ярослав (ПСРЛ. I: 121), при котором недовольство новгородской общины своей зависимостью от Киева впервые отчетливо выплеснулось наружу. В 1014 г. «Ярославу же сущю Новегороде и оурокомь дающю Кыеву две тысяче гривне от года до года, а тысячю Новегороде гридемъ раздаваху. А тако даяху [вси] посадници Новъгородьстии, а Ярославъ сего не даяше [к Кыеву] отцю своему. И рече Володимеръ: «Требите путь и мостите мостъ», – хотяшеть бо на Ярослава ити, на сына своего» (ПСРЛ. I: 130).
Очевидно, что за этим поступком Ярослава стояла воля всего новгородского общества: не имея поддержки в Новгороде, Ярослав едва ли мог бы решиться на войну с отцом. При этом важно подчеркнуть, что речь шла именно об отказе Новгорода платить дань, а стало быть, подчиняться Киеву, а не о желании Ярослава перебраться на более «престижный» стол или захватить Киев. И ради достижения независимости от Киева новгородцы были готовы на борьбу, равно как и на значительные затраты – в город был приглашен нанятый варяжский отряд (ПСРЛ. I: 130). Очевидно, что столь серьезные решения не могли быть приняты лишь верхушкой новгородского общества, а предполагали согласие всей общины.