Для того чтобы вернуть Киев под свой контроль, Изяслав в следующем году привёл польское войско. Всеслав бежал в родной Полоцк, и киевляне оказались в растерянности. Чтобы решить, как быть в сложившейся ситуации, они вновь созвали вече, на котором приняли решение обратиться за посредничеством к братьям Изяслава – Святославу и Всеволоду, а если тем не удастся отговорить князя от расправы над ними, то пригрозили, что сожгут свой город и уйдут в Византию: «Мы уже зло створили есмы, князя своего прогнавше, а се ведеть на ны Ляцьскую землю, а поидета в град отца своего; аще ли не хочета, то нам неволя; зажегше град свой, ступим в Гречьску землю» (ПСРЛ. I: 173).
Святослав ответил киевлянам, что если Изяслав с поляками пойдет губить их, то он с братом пойдет их защищать и они не дадут ему погубить город их отца – Ярослава Мудрого, а если Изяслав идёт с миром, то пусть придёт в Киев с малою дружиной (ПСРЛ. I: 173).
Сожжение имущества и изгнание – одна из форм наказания в Древней Руси (Чебаненко 2005: 5—14; Чебаненко 2006: 186–188). И перед лицом возможной расправы со стороны князя Изяслава и приведённых им поляков киевляне выразили намерение наказать как бы сами себя.
Изяслав сделал вид, что согласен на предложение киевлян и Всеволода, тем не менее послал в город вперёд себя сына Мстислава, который сурово расправился с зачинщиками изгнания своего отца и теми, кто освободил из тюрьмы Всеслава: они были частью казнены, частью ослеплены (ПСРЛ. I: 174).
Характерно, что летописец пишет о действиях киевлян, включая «коронацию» ими Всеслава («прославиша й среде двора къняжа»), как о чём-то совершенно нормальном и скорее даже симпатизирует им (так, по его словам, те, кто освобождал Всеслава из поруба, наказаны были «без вины»). Не случайно М.Н. Тихомиров даже предположил, что «само повествование о киевском восстании 1068 г. возникло в среде горожан» (Тихомиров 1975: 104). Как бы то ни было, а современники не видели в произошедшем чего-либо неправомерного. Киевляне действовали в соответствии со своим правом изгнания и призвания князя, которое летописец не ставит под сомнение. Только угроза расправы заставила их признать содеянное как бы «незаконным». Так впервые в истории Киева столкнулись княжеское и вечевое право. В этот раз общине не удалось взять верх над князем, так как он опирался на силу внешних интервентов, но она проявила себя готовой к этому и достаточно политически зрелой для достижения поставленной цели, которой ещё добьётся.
Изяслав принимает меры к тому, чтобы поставить вече под свой контроль и тем обезопасить себя от повторения подобных событий. Для этого он «възгна торг на гору» (ПСРЛ. I: 174) – туда, где находился княжеский дворец. Как мы помним, именно «на торговищи» состоялось вече, принявшее решение о начале восстания против Изяслава. Очевидно, что центральный рынок был в Киеве не только местом торговли, но и важным социальным центром: местом общения людей, обмена новостями и их обсуждения, а также, по всей видимости, проведения «оперативных» вечевых собраний, в случае если эти новости вызывали соответствующую необходимость. Видимо, именно такое «оперативное» рыночное собрание и представляло собой киевское вече 1068 г., постановившее свергнуть с княжеского стола Изяслава Ярославича и возвести на него Всеслава Полоцкого.
Несмотря на принятые Изяславом меры, достаточно быстро киевляне вновь заявили о себе как о самостоятельной политической силе. В 1097 г. Святополк наряду с боярами советуется с простыми «людьми» о том, как поступить с Васильком Теребовльским (ПСРЛ. I: 259–260). Затем, когда Владимир Мономах, Олег и Давыд Святославичи двинулись в поход на Киев, чтобы отомстить Святополку за ослепление Василька, «кияне» не дали ему бежать из города и отправили посольство к его врагам, дабы заключить мир перед лицом половецкой угрозы (ПСРЛ. I: 263–264), т. е. вновь действовали как самодостаточная организованная сила, равный князьям субъект политической жизни.
Есть в летописях данные о становлении вечевого самоуправления и в других древнерусских городах в XI в. Так, в 1067 г. жители Минска отказались капитулировать перед войсками Ярославичей, сохранив верность своему князю Всеславу, и приняли, очевидно, на вече решение оборонять город до последнего, за что жестоко поплатились: «Заратися Всеславъ, сынъ Брячиславль, Полочьске, и зая Новъгородъ. Ярославичи же трие, – Изяславъ, Святославъ, Всеволодъ, – совокупивше вой, идоша на Всеслава, зиме сущи велице. И придоша ко Меньску, и меняне затворишася в граде. Си же братья взяша Менескъ, исекоша муже, а жены и дети вдаша на щиты» (ПСРЛ. I: 166).