Восточные славяне накануне государственности

Удержаться на престоле, однако, Игорь не смог. Киевляне не любили династию черниговских Ольговичей[157], предпочитая ей Мономашичей – потомков своих любимцев Владимира Мономаха и Мстислава и воспользовались случаем, чтобы передать им власть. Недовольство киевлян правлением Всеволода ясно звучит в их требованиях к Игорю, которые созвучны требованиям 1113 г. – в первую запретить княжеским тиунам «продавать» людей. Видимо, социальный антагонизм к тому времени вновь начал набирать обороты и проблема закабаления свободных людей в разные формы зависимости за долги или какие-то провинности вновь стала актуальной. И опять киевская община выразила решительный протест против этих негативных социальных тенденций, заставив князя покончить с несправедливыми порядками. При этом сейчас община уже не нуждалась в услугах князя-посредника, будучи способна самостоятельно осуществить мероприятия, направленные на поддержание социального мира внутри себя, что свидетельствует о её укреплении. Представители администрации Всеволода, виновные в злоупотреблениях, по решению веча были сурово наказаны – их дворы подверглись разграблению (ПСРЛ. II: 322), бывшему в те времена традиционной формой наказания (поток и разграбление), которое вече могло определить человеку, виновному перед городской общиной. Как увидим ниже, вече могло подвергнуть такому наказанию даже князя.

Поначалу Изяслав Мстиславич, будучи союзником Всеволода Ольговича, подтвердил свой отказ от киевского стола в пользу Игоря, но затем, после его смерти, Изяслав уклонился от ответа и задержал Игорева посла (ПСРЛ. II: 322), очевидно, уже войдя в контакт с киевлянами. Вскоре обнаружилось, что «не угоденъ бысть киянамъ Игорь», после чего они «послашася к Переяславлю к Изяславу, рекуче: «Пойди, княже, къ намъ, хощемъ тебе». Изяславъ же, се слышавъ, совкупи воя своя, поиде на нь изъ Переяславля… И поиде Изяславъ к Дерновому, и ту… прислашась к нему белогородьчи и василевци такоже рекуче: «Поиди, ты нашь князь, поеди, Ольговичь не хочемъ». Томъ месте приехаша от киянъ мужи, нарекуче: «Ты нашь князь, поеди; а у Ольговичь не хочем быти акы в задничи; кде узримъ стягъ твои, ту и мы с тобою готови есмь» (ПСРЛ. I: 322–323).

Невозможно точно сказать, изначально ли киевляне обманывали Игоря, целуя ему крест, или потом изменили своё решение, сговорившись с Изяславом, но ясно, кто был хозяином Киева – народ. Он мог легко сместить со стола одного князя и возвести на него другого по «всей своей воле», даже без всяких видимых (для нас, во всяком случае) причин, просто захотев передать власть более симпатичному для него князю. Это ярчайшее свидетельство подчинённого положения княжеской власти по отношению к власти народной, вечевой.

Возможно, князь начал нарушать свои обязательства перед киевлянами (об этом прямо говорит Московский свод 1479 г.: ПСРЛ. XXV: 37), а возможно, в качестве князя Игорь ещё и не успел их «рассердить», просто воспринимался ими как преемник ненавистного Всеволода, при котором начали вновь набирать силу негативные социальные явления, развитие которых было остановлено Мономахом. В любом случае нет ничего удивительного, что киевляне решили передать власть внуку князя, укрепившего киевскую общину, лишив её наследника того, при ком община начала вновь терять своё социальное единство. И у летописца такая ситуация не вызывает ни малейших вопросов в плане правомочности действий киевлян, единственное, что он осуждает, – это их «льстивое» крестоцелование. В остальном они были полностью в своём праве.

Дружина Игоря была разбита, сам он был пойман людьми Изяслава и заточён в тюрьму (поруб) в Переяславле[158], после чего Изяслав (1146–1154) «с великою славою и честью», при стечении ликующего народа въехал в Киев (ПСРЛ. II: 327). Всё «имение» Игоря и его брата Святослава, а также их приближённых было пущено на поток и разграбление и нещадно разграблено киевлянами и людьми Изяслава (ПСРЛ. I: 328).

Изяслав по всем важным вопросом советовался с киевлянами. Так, в 1147 г., собравшись в поход на Юрия Долгорукого, он «созва бояры своя и дружину всю и кияне, и рече им: «Се есмъ съ братиею своею сгадалъ, съ Володимеромъ и съ Изяславомъ Давидовичами и съ Всеволодичем Святославомъ, хочемъ поити на Юрия, на стрыя своего, и на Святослава к Суздалю, зане же приялъ ворога моего, Святослава Олговича. А брат Ростиславъ тамо ся с нами соиметь, ать идетъ ко мне съ смолняны и съ новгородци». Кияне же слышавше рекоша: «Княже! Не ходи с Ростиславомъ на стрыя своего, лепле ся с нимъ улади; Ольговичемъ веры не ими, ни съ ними ходи въ путь». Изяславъ же рече имъ: «Целовали ко мне хрестъ, а думу еси съ ними думалъ, а всяко сего пути нехочю отложити; а вы доспевайте». Кияне же рекоша: «Княже! Ты ся на насъ не гневаи, не можемъ на Володимире племя рукы взняти; олня же Ольгович хотя и с детми». Изяславъ же рече имъ: «А тотъ добръ, кто по мне пойдетъ». И то рекъ, свкупи множество вои и поиде» (ПСРЛ. I: 344).