— Грех нынче взял на душу, соврал. Сказал мужикам, что нету тебя дома. Кажись, поверили, а там как бог даст. А тебе надо уходить, Яков. Озлобил ты мужиков. Не тут, так в лесу подстерегут. Уходи подобру-поздорову. Адрес я тебе один дам, там примут на первое время. А здесь нельзя больше. Перевернулось мое сердце к тебе. Стемнеет — уйдешь задами…
Сумерки глядели в окно, когда Яшка собрался. Он сразу принял отцовское веление, потому что и сам не хотел больше оставаться в деревне. Сознание этого давно зрело в нем, и случившееся лишь все ускорило.
Вскинув на плечо мешок, собранный Василисой, Яшка намеренно замешкался, ожидая, что в последнюю минуту отец все-таки смягчится и отдаст ему ружье. Но Маркел, поняв, о чем он думает, сказал как о бесповоротном:
— А ружье я тебе не отдам. Опоганил ты его. Иди с богом.
Василиса сморкалась и вытирала концами платка глаза, но Яшка даже не взглянул в ее сторону. Ничего, кроме раздражения, эта женщина у него не вызывала.
В небе проглядывали звезды. Никем не провожаемый, Яшка все дальше уходил от дома. Он прожил в нем почти пятнадцать лет и в эти минуты не знал, что вновь вернется в него лишь через десять — двадцатисемилетним, познавшим самое дно жизни и сделавшим его законы своими. Исповедуя только их, он много раз нарушал другие, по которым жили миллионы людей, но — ирония судьбы — тюрьма, которая никак не должна была обойти Яшку, все же миновала его. И потому не прав был Федотыч, когда говорил Денисову, будто Яшка всю войну просидел в тюрьме. В других местах подвизался он — весьма отдаленных от войны, безопасных и вполне сытых. И в то самое время, когда Денисов ходил в атаки и лежал в госпиталях, — в это самое время Яшка воровал золото у старателей и курил опиум в тайных алданских притонах.
Путь к этому будет длинным, но Яшка уже вступил на него. И если б Федотыч случайно вышел сейчас из дома, он наверняка заметил бы Яшку, задами пробирающегося к околице.
Но Федотыч спит.
Устав от работы, спит в своей деревне и двадцатилетний Денисов, глубоко дыша здоровыми, еще не простреленными легкими и обнимая прижавшуюся к нему беременную жену, которая весной родит ему белобрысых, смешных двойняшек.
Пусть спят.
Глава 6
Скитания
Кроме как к Косте, идти было некуда — бумажку с адресом, который дал отец, Яшка выбросил. Не собирался ни у кого жить из милости. Как и где устроится — пока не знал, но надеялся что-нибудь придумать. К Косте же надо было зайти обязательно: чтобы укоротить язык собаке брехливой и чтобы забрать берданку, потому что без ружья Яшка не мыслил дальнейшей жизни. Будет ружье — будет и все остальное.
На рассвете Яшка добрался до Костиной деревни. Постучал в окошко, Костя вышел на крыльцо заспанный, измятый, как тряпка. От него так и несло перегаром, и это еще больше озлило Яшку: продал, тварь такая, а сам пьет как ни в чем не бывало.
Увидев Яшку, Костя позвал его в дом, но Яшка отказался от приглашения. Вместо этого увел Костю подальше от посторонних глаз и там в кровь избил его. Костя, догадавшийся, за что с ним так расправляются, не сопротивлялся, только кричал, что не хотел продавать Яшку, а проговорился случайно, по пьяному делу. Яшке это было все равно, и он, распалясь, как и всегда, при виде крови, бил Костю до тех пор, пока не ободрал об него все кулаки.
Потом они сидели возле какой-то канавы, и Костя, всхлипывая от боли и обиды, смывал с лица кровь, а Яшка хмуро курил и думал о своем.
Отведя душу, он уже не испытывал к сообщнику прежней злости, тем более что его нельзя было вычеркнуть из дальнейших планов, как это Яшка намеревался сделать сгоряча. Костя был нужен. Во-первых, у него можно было пожить какое-то время, пока не подвернется что-нибудь подходящее, а во-вторых, несмотря ни на что, Яшка не собирался бросать дело, к которому прикипел и в котором нельзя было обойтись без помощника. Правда, в отместку за избиение Костя мог отказать как в первом, так и во втором, однако, рассудив трезво, Яшка отбросил это опасение. Без Яшки у Кости не было никакой дороги, разве что опять за решетку.
Конечно, в настоящий момент и у Яшки положение было аховое, но он рассчитывал быстро поправить его. Для этого требовалось только одно — деньги, чтобы купить хорошее ружье. У Яшки денег не было, зато он знал, как добыть их — завалить парочку лосей, и вся недолга. Для него это дело нетрудное, а мясо продаст Костя, у которого всяких покупателей хоть пруд пруди.
Тут, верно, кое-что смущало Яшку: лоси-то лоси, да не нарваться бы в лесу на своих. Кто их знает, что на уме держат, долдоны здоровущие? Отец-то вон как орал: убьют. Может, не зря орал? И все же, вспоминая знакомые лица охотников, Яшка не верил такой угрозе. Да хоть бы и поверил, выхода все равно не было. Деньги требовались позарез, и надо было взять их, пусть даже с риском. Это только разжигало Яшку, поднимало в нем злость. Пусть только сунутся, думал он. Застрелю любого.