Вот это попадос!

К вечеру нас ждала новая напасть: пошел дождь — сначала мелкий, потом разошелся, а под конец из почерневшего неба посыпался крупный град в придачу к холодным каплям. Трактиры и таверны, что встречались здесь на каждом шагу, оказались буквально забиты народом — мы едва нашли, куда приткнуться, оставив дракона под навесом, частично укрывшим его от дождя с градом. Ульт долго пытался поместиться под крышей в пару–тройку квадратных метров целиком, а когда не смог, стал выбирать, что ему дороже: голова или хвост. И то и другое ящеру оказалось одинаково жалко, но, думаю, с такой шкурой он сильно не пострадает. Вечер прошел хоть и в тесноте, но без происшествий. Луаронас пил воду, сидел тихо, но внимание всё равно привлекал: люди вокруг косились и не понимали — светлый он эльф или все–таки темный? И почему рыжий? Рыжими не бывают ни те, ни другие. Темный рыжий честно и молча терпел тыканья пальцами и отчетливые шепотки, пусть и давалось подобное терпение и внешнее спокойствие ему непросто. Так что я гордилась другом, наконец, осваивающим очень нужную способность молчать и не высовываться, когда не надо. Таким длинноухим вообще лучше проявлять осторожность: уши целее будут.

Ночевать пришлось в общем зале за неимением свободных комнат, которые разобрали даже втридорога, под храп и несмолкающие разговоры подвыпивших и не желающих успокаиваться посетителей. Хозяин озаботился лишь не очень чистыми подстилками, которые, конечно же, также раздавались не бесплатно. В остальном мы лежали на полу в не до конца высохшей одежде. Сквозило изо всех щелей, а места у камина замерзшим путникам не хватило — нам, пришедшем в конце, вообще повезло, что хоть что–то нашлось.

Поэтому неудивительно, что я к утру продрогла, а более нежный и менее устойчивый к холоду эльф шмыгал носом и чихал — только простуды в отряде не хватало!

Немного согревшись горячим чаем на травах и перекусив скудным завтраком, — приготовить на всех трактирщик не успел — мы вышли на улицу, где нас поджидал новый сюрприз в лице (вернее, в морде) Ульта. Если рыжая краска эльфа въелась в его шевелюру намертво, то желтая краска дракона проверку водой не выдержала. Наш дракончик вылинял, но не равномерно, а местами. Краска осталась подтеками, желтыми разводами и пятнами, придавая Ульту нездоровый вид, будто дракон чем–то долго и тяжело болел, да так и не выздоровел до конца. Эх, что–то с маскировкой у нас не заладилось…

Дальше наш путь пошел по скользкой и грязной дороге, которая, конечно, была заботливо вымощена, но натекшие со всех сторон земля и вода не делали ее сильно проходимой. Впрочем, всяко лучше, чем ничего: идти по расхлябанной проселочной дороге мы бы точно не смогли. Зато теперь, мокрые, грязные и злые, мы не собирали вокруг себя публику. Луаронас с покрасневшим в тон волосам текущим носом и без того не являлся подарком, а простуженный превратился в невыносимого нытика, которому слово не скажи: всё не так да не эдак. Ульт со своим болезненно–желтым окрасом выглядел не лучше и тоже пребывал не в духе — интересно, неужели и драконов может заботить их внешний вид? Других причин ухудшения его настроения я не находила, покормили его утром нормально.

Глядя на спутников, и я начала хандрить, а пасмурное небо попало точно в тон моему настроению. Если из низко висящих туч снова пойдет дождь, моральный дух отряда окончательно подорвется.

Тем страннее оказалось услышать окрик и понять, что зовут именно нас. Луаронас попытался проигнорировать людей, обращающихся к нам не иначе как: «Эй вы, разноцветные!» — но мне стало интересно, кто тут такой смелый и наглый. Да и не зря говорят, что лучший способ поднять себе настроение — испортить его кому–нибудь другому; уж в чем в чем, а в искусстве что–нибудь испортить наша компашка даст сто очков вперед любой банде хулиганов — не нарочно, конечно, без злого умысла. Это людям еще повезло, что наш рыжий темный эльф трезв, а то бы даже мне было страшно с ним идти.

Так кому тут у нас нужно что испортить — в смысле помочь?

Испортилось и сломалось на этот раз здесь всё до нас: одна из двух груженных доверху повозок опасно накренилась, и ладно бы речь шла о колесе, но треснула целая ось, на которой задние колеса и держались. Вокруг выпавшего на дорогу добра, состоявшего из рулонов, носился худенький и щупленький мужичок с реденькой седой шевелюрой, обладающий писклявым, пронзительным до зубной боли голосом, — именно им он и причитал о своих потерях и утратах, ругал всех и вся, потом снова причитал, и так по бесконечному кругу.

— Я столько пережил ради лучшей сделки, а вы, остолопы, не могли телегу нормальную найти! Вам не грузы сопровождать, а скот пасти, и тот упустите!

Судя по лицам мужчин в походной свободной одежде, эти стенания они слушали не первую минуту, и в их взглядах нет–нет да и проскальзывало желание прибить визгливого нанимателя.