Вот Иуда, предающий Меня. Мотивы и смыслы евангельской драмы

Толкователей и авторов апокрифов можно понять: им нужно было не только сочетать две версии смерти Искариота, но и придать им нравоучительный, назидательный характер. Утешить тех, кто слушает историю Христа и хотел бы своими руками порвать предателя. Отсюда и омерзительные подробности, и стремление заставить его помучиться подольше.

Но если, блюдя завет Оккама, не множить сущности сверх надобности, то картина вырисовывается вполне очевидная. Попытка самоубийства была первая и единственная, как и сказано в Евангелии, а падение тела с высоты привело к картине, описанной апостолом Петром.

Закрывая глаза в этой жизни, Иуда открывает их в вечности.

Где, по общему свидетельству отцов, его не ждет ровным счетом ничего хорошего.

Помиловать нельзя осудить

Да не будет сострадающего ему

Если согрешит человек против человека, то помолятся о нем Богу; если же человек согрешит против Господа, то кто будет ходатаем о нем?

1 Цар. 2: 25

И правда, откуда бы взяться чему-то хорошему? Иуда умирает в раскаянии, но не в покаянии, умирает без примирения с Богом, в глубочайшей ненависти к себе и полностью опутанный последствиями совершенного греха. Неважное начало вечности. Обещает многое, но от всего обещанного мороз по коже.

Собственно, Иуда неукоснительно идет по пути, что приготовил ему сатана. Христос в Гефсимании ему жизнь спас, чтобы не допустить такого кошмара, а он несколькими часами позже все же выполнил волю сатаны, исполняя букву Закона, и обрек свою душу адской вечности.

Святоотеческое мнение касательно того, что ждало Искариота по ту сторону, однозначно: все плохо, аж скулы сводит. Полный consensus patrum — по-моему, больше ни по одному недогматическому вопросу нет такого единодушия. Странно, что в Символ веры не вошло. Обрисовать это мнение можно цитатой из Златоуста: «Предавший Иуда погубил свою душу; преданный Иисус сидит одесную Отца на небесах, а предавший Иуда теперь в аду, ожидая неумолимого и вечного наказания» ^[111].

От первых веков до наших дней в этом убеждении Церкви ничего не изменилось: судьба предателя определена окончательно и бесповоротно.

И что тут странного? Вообще-то Церковь просто… не спорит с мнением Иуды о себе самом. А с чего бы ей спорить?

Мне ли не возненавидеть ненавидящих Тебя, Господи, и не возгнушаться восстающими на Тебя? Полною ненавистью ненавижу их: враги они мне (Пс. 138: 21, 22).

И вот в одной из бесед о предательстве Иуды Иоанн Златоуст говорит: «Я объят и тем и другим: и ненавистью к предателю, и любовью к Господу» ^[112] — именно в таком порядке. Правда, со Златоустом не все так просто. Слишком трудно не заметить, что для заявленной ненависти святитель вообще-то немного… чересчур много про Иуду пишет. Да еще и выгораживает его всеми возможными способами, и нескрываемо досадует, что не дошло дело до покаяния и примирения со Христом:

«А что же [дьявол] сделал с Иудой? Иуда покаялся: „согрешил я, — говорится, — предав кровь невинную“ (Мф. 27: 4). Дьявол слышал эти слова. Он увидел, что тот начинает путь к лучшему, идет ко спасению, и испугался перемены. У него есть ведь милосердый Господь: Он плакал о нем, когда он имел намерение предать Его, и убеждал его бесчисленное количество раз: тем более не примет ли Он его теперь, когда он кается? Когда он делал недостойное, Он привлекал его и призывал к Себе: тем более не будет ли Он звать к Себе теперь, когда он исправился и сознал свой грех? Ведь Он для того и пришел, чтобы Его пригвоздили. Что же сделал диавол? Он навел на Иуду ужас, он ослепил его чрезмерным унынием, он гнал его, преследовал, пока не довел до петли, пока не отнял у него эту жизнь и не лишил желания раскаяться. А что он был бы спасен, если бы остался жить, это доказывается примером тех, кто пригвоздил Господа ко кресту. Если Он спас тех, кто возвел Его на крест, и, будучи уже на самом кресте, молил Отца, прося простить им их преступление, то очевидно, что Он со всем благоволением принял бы и предателя, если бы он по установленному закону совершил покаяние» ^[113].

Дьявол во всем виноват, короче. Довел парня до петли и до ада, хотя и сам Иуда был готов исправиться, и Христос желал его принять обратно.

В аду-то он, конечно, в аду; но никакой радости ненавидящий его Златоуст по этому поводу не испытывает.

«…предайся унынию и плачь горько, но не о преданном Иисусе, а о предателе Иуде… О нем плачь и воздыхай, о нем скорби, как и Владыка наш плакал о нем» ^[114].

Словом, «так ненавижу, что вслед за Христом плачу о нем».

Но какие бы чувства ни лежали у Златоуста в подоплеке, приговор его — и всей Церкви — совершенно однозначен.