Вот стою, держу весло...

– В гнёздах, конечно. В пору, когда птицы откладывают яйца. Утки, гуси да и другие. Но с целыми яйцами у меня слишком быстро твердело. Я не успевал пропитать ткань, как оно уже схватывалось. И тогда уже при подогреве снова не разжижалось. Диана сказала, что это из-за кугуляции[5] белка. Тогда я оставил только желтки, и смесь стала твердеть уже только после того, как я заканчивал пропитку основы. Но она твердеет не так, как битум. Не делается хрупкой на холоде. И в жару не течёт, хотя и становится мягче. В общем, главное в этом варианте – не вытекает из полотнища на жаре.

Я с интересом разглядывал новый для меня материал. Мягче подмётки. Даже гнётся по большому радиусу. Пробовать его на излом почему-то не хотелось. Это более всего походило на кирзу. И вполне годилось на лопасти вертикального ротора с ковшеобразно согнутыми лопатками. Где-то я видел картинку такого, где эти штуки не упираются в ось, а чуть свешиваются за неё, оставляя проход для воздуха. В чём смысл не знаю – просто повторил ранее виденное. Размер "турбины" продиктовал кусок сделанного Пато образца. Всё равно больше этого нового материала не было.

Вот так и получилась ветряная мельница. Ей было без разницы, откуда дует ветер: от материка или наоборот. При слабом ветре она работала медленно – понижающая клиноремённая передача уменьшала обороты, но увеличивала усилие, которое упрямо проворачивало жернов. Стоило ветру окрепнуть – работа шла веселее. Это чудо трудилось круглосуточно – только подсыпай мелко разбитые черепки, да выгребай их, перетёртые в муку.

Вот недавно же сетовал на необразованность основной массы шумеров, а тут тебе и новый материал с нужными именно в этот момент свойствами. И к созданию этого материала приложила мозги та, кого между общинниками считают богиней.

Глава 24. Про ошибки

Всё-таки, взявшись за дела, с которыми не знаком, я допустил целый ряд оплошностей. Это про кораблики. Ведь предупреждал же наших водителей катамаранов, что выходить на столь непрочных судёнышках из рек в море опасно. А они выходят. Если путь из Евфрата в Каран проходит вдоль берега, где от волн всегда можно найти спасение на суше, то дорога от устья Карана до Дильмуна идёт через просторы Персидского залива. Даже не представляю себе, какое расстояние преодолел Хап, чтобы добраться сюда – у меня ведь не слишком точные оценки дистанций. Больше из памяти про то, что видел когда-то на глобусе. Но синего цвета в этом месте хватало. Так что нашим храбрецам просто повезло с погодой – море было спокойным, и катамаран не сломался.

Так вот! Хап прибыл на Дильмун прямиком из Элама, преодолев значительное расстояние вне видимости берегов. И привёз сразу целую семью из посёлка кузнецов – я встречался с этими людьми, когда мы чуть не целый месяц стояли неподалеку от них в самых верховьях правого притока Карана. В этот раз "братишка", как всегда, доставил им хлебное довольствие, но получить в обмен бронзу не смог. Больше металла у этих людей нет. Его просто перестали привозить. Почему? Можно много чего предположить: места там чужие, мы по ним пешком не хаживали и в местной политике не разбирались. В принципе, теперь это не так уж страшно, потому что доступно железо и даже сталь. Как-нибудь обойдёмся.

Так что главу семьи я сразу пригласил в кузницу, которая, по совместительству, является ещё и плавильней. Человек, всё-таки, работал с металлом – не растеряется у жаркого пламени. Откуда вдруг такая спешка с этим делом? А я полностью переосмыслил кораблестроительную концепцию. И для её изменения необходим несколько иной инструмент.

Староста наш мысли мои одобрил. Да и ребята, что капитанствуют, – тоже. Но при этом я получил дополнительную информацию. Оказывается, этот кузнец – раб. Его продали на оговоренный срок, чтобы отработал полученное их селением зерно. Дети и жена просто последовали за отцом семейства. "Персидский" язык я всё ещё помню – поговорил с человеком и выяснил, что продали его не насильно, а с его собственного согласия: всё равно основной работы больше нет, по мелочам и без него управятся, а пасти коз или ковыряться на огороде душа не лежит. Шумерцы же, которых он не раз уже видел (то есть мы), произвели на него благоприятное впечатление. Вот он и не противился.

Начали с самого начала: намесили глины и налепили тиглей в форме перевёрнутых конусов – как цветочные горшки. С крышками, ясное дело, и по шаблону (чтобы совпадали объёмы). Лепили на гончарном круге – к этому тоже сноровка требуется, но не самая великая. Потом толкли гематит – вот где я пожалел о жерновцах, которых сделал всего одну пару. Уголь тоже толкли до измельчения в пыль. Взвешивание компонентов шихты, тщательное перемешивание, заполнение ими просохших и прошедших обжиг на солнце тиглей. Запуск форсунки и, одна за другой, – плавки. Из примерно сотни килограммов руды вышло больше шестидесяти килограммов стали – я сразу выбрал пропорцию гематита и угля в расчёте на крошечный избыток углерода, как перед этим подобрал практически во время пробных плавок.