Вот так мы теперь живем

– Таскать девушку за волосы – плохой способ ее убедить, ведь правда, мистер Карбери? А он так и сделал, и Салли Хокетт, которая там была, все слышала. Уж как бы я ни обошлась с Джоном Крамбом, дедушке я всегда была хорошей внучкой, и он не должен был так со мной обращаться. Ни одной девушке не понравится, что ее таскают по комнате за волосы, да еще раздетую, потому что она только легла.

На это сквайр ничего не ответил. Что старый Рагглз может быть буен во хмелю, его не удивило. И девушка, сбежавшая от такого обращения к тетке, ничего дурного не совершила. Однако Роджер уже слышал от миссис Питкин, что Руби уходит вечерами и возвращается после полуночи и что у нее есть кавалер. И он знал, кто этот кавалер. И еще он знал, что любящий Джон Крамб простит все, если только Руби вернется. А вот если она не вернется, Джон Крамб сочтет своим долгом «разобраться», по собственному его выражению.

– Раз вам пришлось убежать, – сказал Роджер, – я рад, что вы здесь. Но вы же не думаете остаться здесь навсегда?

– Не знаю, – ответила Руби.

– Вам надо подумать о своем будущем. Вы не захотите всегда быть служанкой у тетушки.

– Да уж точно.

– Это был бы очень странный выбор, притом что вы можете стать женой мистера Крамба.

– Что все заладили про мистера Крамба? Я не люблю мистера Крамба и никогда не полюблю.

– Послушайте, Руби. Я пришел поговорить с вами очень серьезно и прошу меня выслушать. Никто не заставит вас выйти за мистера Крамба, если вы сами не захотите.

– Разумеется, не заставит, сэр.

– Но я боюсь, что вы бросили его ради другого человека, который точно на вас не женится и хочет только вас погубить.

– Никто меня не погубит, – сказала Руби. – Девушка должна за собой следить, и я за собой слежу.

– Рад слышать, что вы так говорите, но гулять ночами с сэром Феликсом Карбери не значит следить за собой. Это значит катиться прямиком в грязь.

– Я не скатилась в грязь, – ответила Руби, всхлипывая и заливаясь краской.

– Но скатитесь, если вверите себя этому молодому человеку. Он последний негодяй. На нем клейма негде ставить. Он мой кузен, но я вынужден вам это сказать. У него не больше намерений на вас жениться, чем у меня, но, даже если бы он на вас женился, ему бы не на что было вас кормить. Он сам довел себя до нищеты и доведет до нее любую женщину, которая ему доверится. По возрасту я почти гожусь вам в отцы и за всю жизнь не встречал такого мерзавца. Он погубит вас и бросит без тени раскаяния. У него нет в груди сердца.

Теперь Руби рыдала в голос, стоя в углу и прижимая фартук к глазам.

– Таков сэр Феликс Карбери. – Сквайр встал и заговорил с еще большим жаром, чтобы вернее ее убедить. – И если я правильно понимаю, – продолжал он, – ради этого мерзейшего существа вы бросили человека, которому он в подметки не годится. Вы низкого мнения о Джоне Крамбе, потому что он не носит дорогого сюртука.

– Мне все равно, какой на ком сюртук, – ответила Руби, – но Джон слова молвить не умеет.

– Слова молвить! Да что значат слова? Он вас любит. Любит такой любовью, что хочет сделать вас счастливой и уважаемой, а не презренной и опозоренной.

Руби изо всех сил пыталась возразить, но дар речи на время ее оставил.

– Он думает о вас больше, чем о себе, и отдаст вам все, что у него есть. Что другой может вам дать? Если бы вы сразу вышли за Джона Крамба, таскал бы вас кто-нибудь за волосы? Знали бы вы какую-нибудь нужду или бесчестье?

– Нету тут никакого бесчестья.

– Не бесчестье гулять в полночь с таким, как Феликс Карбери? Вы не дурочка и знаете, что этим себя позорите. Если вы еще можете стать женой честного человека, вернитесь и попросите у него прощения.

– Прощения у Джона Крамба! Ни за что!

– Ах, Руби, если бы вы знали, как я уважаю этого человека и как низко ставлю другого, как считаю одного благородным, а другого – последней дрянью, возможно, ваше мнение бы немного переменилось.

Ее мнение и впрямь переменилось. Его слова возымели действие, хотя бедная девушка и боролась с верой, которая рождалась у нее в груди. Руби не помышляла, что кто-нибудь назовет Джона Крамба благородным. Однако она никого так не уважала, как сквайра Карбери, а он сказал, что Джон Крамб благороден. Как ни горько ей было, она по-прежнему уверяла себя, что благородство это пыльное, вечно обсыпанное мукой… и туповатое.

– Я вам скажу, что будет, – продолжал Роджер. – Мистер Крамб не станет с этим мириться.

– Он ничего не может мне сделать, сэр.

– Да, правда. Он может лишь обнять вас и прижать к груди. И ничего другого он с вами сделать не хочет. Вы же не думаете, что он причинил бы вам какое-нибудь зло, если бы мог? Вы не понимаете, что такое настоящая любовь, Руби. Но он может кое-что сделать кое-кому другому. Что, по-вашему, будет с сэром Феликсом Карбери, если эти двое окажутся в одной комнате без посторонних?

– Джон ужасно сильный, мистер Карбери.

– Если оба в равной мере отважны, сила мало что решает. Один храбрец, другой – трус. Кто, по-вашему, какой?

– Он ваш кузен, и я не понимаю, почему вы все говорите против него.