Вот так мы теперь живем

– А потшему нет, дорогая? Ми могли бы провести медовый месяц в Германии – в Вене. У меня там дела и много друзей.

И жених стал уговаривать ее назначить дату в ближайшем месяце. Будет удобнее, чтобы он взял ее из дома Мельмоттов, а Мельмотты в августе уедут из Лондона.

В этом был резон. Если она не выйдет замуж из дома Мельмоттов, то придется устраивать свадьбу в Кавершеме, о чем страшно даже подумать. Нет, она должна совершенно отделиться от отца и матери и слиться с Мельмоттами и Брегертами – покуда не завоюет себе собственное положение. Если этого можно добиться деньгами, она не постоит за расходами.

– По крайней мере, я должна спросить маменьку, – сказала Джорджиана.

Мистер Брегерт со свойственным его нации благодушием удовлетворился этим ответом и ушел, пообещав увидеться с невестой на приеме у Мельмоттов. Та некоторое время сидела в молчании, думая, как сообщить обо всем родным. Не лучше ли сразу объяснить, что отныне они принадлежат к разным кругам? Что все старые связи разорваны и она, Джорджиана, навсегда уходит от Лонгстаффов к Мельмоттам, Брегертам и Гольдшейнерам?

Глава LXI. Леди Монограм собирается на прием

Когда между леди Монограм и мисс Лонгстафф происходил описанный в прошлой главе разговор, Мельмотт еще пребывал в зените славы, а билеты на прием котировались очень высоко. Постепенно их цена падала. Леди Монограм заплатила за свой очень дорого – особенно учитывая, что теперь она должна была принять у себя мистера Брегерта. Однако высокую цену заплатила не она одна. Некая дама пригласила Мари Мельмотт провести неделю в ее загородном доме – это, впрочем, было еще до побега. Мистера Когенлупа позвали на обед, где будут два пэра и графиня. Лорду Альфреду сделали различные презенты. Молодая дама подарила лорду Ниддердейлу прядь своих волос, хотя все знали, что он женится на Мари Мельмотт. А лорд Грасслок вернул Майлзу Грендоллу его расписки на значительную номинальную сумму, чтобы на прием попали две его гостящие в Лондоне кузины. Постепенно цена снижалась – поначалу не из-за сомнений в Мельмотте, а лишь оттого, что ажиотажный спрос всегда со временем идет на спад. Однако к восьми-девяти часам в день приема билеты уже не стоили ничего. Слухи охватили весь город от Пимлико до Мэрилебона. Мужчины, вернувшись из клубов, пересказали их женам. Дамы узнали их на прогулке в парке. Даже парикмахеры уже все слышали; лакеи и кучера, держащие лошадей и сидящие на козлах, делились новостями с горничными. Слухи носились по воздуху, витали в гостиных и над туалетными столиками.

Вряд ли сэр Дамаск что-нибудь сказал бы жене, переодеваясь к обеду, если бы заранее прикинул, во что ему это выльется. Однако он вернулся домой ошеломленный и ничего не просчитывал.

– Ты слышала, Джу? – спросил он, вбегая к ней полуодетый.

– Что слышала?

– Ты, что ли, не выходила?

– Я ездила за покупками и все такое. Я не хочу брать эту девицу с собою в парк. Ошибкой было пригласить ее сюда, но, по крайней мере, я буду как можно реже показываться с ней на людях.

– Будь подобрее, Джу.

– Я лучше знаю, как мне себя вести. Так что случилось?

– Говорят, Мельмотта разоблачили.

– Разоблачили! – воскликнула леди Монограм, останавливая горничную в чем-то, что не следовало продолжать, если она не едет на прием. – Что значит разоблачили?

– Точно не знаю. Рассказывают с десяток разных историй. Что-то насчет поместья, которое он купил у старого Лонгстаффа.

– Так тут Лонгстаффы замешаны? Если так, она у меня и дня не останется.

– Не глупи, Джу. Они ни в чем не виноваты. Просто бедный старикан не получил из своих денег и шиллинга.

– В таком случае он разорен. Им всем конец.

– Может, теперь получит. Некоторые говорят, что Мельмотт подделал купчую, другие – что письмо. Третьи уверяют, он сфабриковал все документы на владение. Помнишь Долли?

– Разумеется, я знаю Долли Лонгстаффа, – сказала леди Монограм, которая когда-то поглядывала на Долли как на возможного мужа.

– Говорят, он и вывел Мельмотта на чистую воду. Долли всегда был умнее, чем про него думают. Так или иначе, все говорят, скоро Мельмотт будет в холодной.

– Но не сегодня же, Дамаск!

– Никто толком не знает. Луптон сказал, полицейские будут в доме, переодетые слугами, пока император и принцы не уедут.

– Мистер Луптон идет?

– Он должен был идти на обед, но, когда я его видел, еще не знал, пойдет ли. Никто не уверен, приедет ли император. Кто-то сказал, решение примут на чрезвычайном заседании кабинета.

– На заседании кабинета!

– Не очень-то ловко выйдет, если принц пойдет обедать к человеку, которого того и гляди упрячут в кутузку. Вот то-то и беда. Никто не знает.

Леди Монограм движением руки отослала горничную. Она гордилась тем, что держит камеристку-француженку, не знающую ни слова по-английски, и потому говорила при ней что угодно. Однако, разумеется, любое ее слово повторяли внизу на некоем наречии, понятном для всех слуг. Какое-то время леди Монограм сидела неподвижно, покуда ее муж, вернувшись на свою половину, заканчивал туалет.