Вот так мы теперь живем

Майлз Грендолл не показывался в «Медвежьем садке» последние три дня.

– Мы завели правила игры, которые бедолаге не по душе, – сказал лорд Грасслок, – да и Мельмотт его от себя не отпускает. Он повадился обедать там каждый день.

Это было сказано во время выборов – в тот самый день, когда Майлз покинул своего патрона, – и в тот вечер он приехал обедать в клуб. Пол Монтегю тоже обедал там и хотел бы услышать от Грендолла что-нибудь про нынешнее положение Мельмотта, однако секретарь, пусть и не был верен хозяину во всем, по крайней мере молчал. Хотя Грасслок в курительной открыто говорил о Мельмотте, Майлз Грендолл не проронил и слова.

На следующий день Пол почти без определенного намерения зашел на Уэльбек-стрит, где застал Гетту одну.

– Маменька ушла к издателю, – сказала Гетта. – Она сейчас так много пишет, что постоянно туда ходит. Кого выбрали, мистер Монтегю?

Пол ничего не знал про выборы и не особо хотел знать. К тому часу, впрочем, итогов еще не было.

– Полагаю, вам не важно, будет ваш председатель в парламенте или нет?

Пол ответил, что Мельмотт ему больше не председатель.

– Вы совершенно ушли из совета, мистер Монтегю?

Да, насколько в его власти уйти, он ушел. Ему не нравится Мельмотт. Он не верит в Мельмотта. Затем Пол с большой горячностью отрекся от всякой связи с финансистом и выразил глубокое сожаление, что обстоятельства на время загнали его в Мельмоттов стан.

– Так вы думаете, Мельмотт…

– Просто негодяй, вот и все.

– Вы слышали про Феликса?

– Разумеется, я слышал, что он пытался убежать с этой девушкой, но ничего толком не знаю. Говорят, теперь на ней женится лорд Ниддердейл.

– Думаю, нет, мистер Монтегю.

– Надеюсь, что нет, ради него. В любом случае ваш брат счастливо отделался.

– Знаете ли вы, что она любит Феликса? Любит без всякого притворства. По-моему, она хорошая девушка. Позавчера во время приема она со мной говорила.

– Так вы были на приеме?

– Да. Маменька решила меня везти, и я не могла отказаться. И там эта девушка заговорила со мной о Феликсе. Не думаю, что она выйдет за лорда Ниддердейла. Бедняжка! Мне так ее жаль. Только подумать, какой будет крах, если что-нибудь случится.

Однако Пол пришел сюда не с намерением обсуждать Мельмоттовы дела и не мог упустить представившуюся возможность. Он разделался с одной любовью и надеялся на другую.

– Гетта, – сказал он, – я думаю больше о себе, чем о ней… или даже о Феликсе.

– Полагаю, мы все думаем о себе больше, чем о других, – ответила Гетта. По голосу Пола она сразу поняла, о чем он собирается говорить.

– Да… но я думаю не только о себе. Я думаю о себе и о вас. Во всех своих мыслях о себе я думаю и о вас тоже.

– Не понимаю отчего.

– Гетта, вы должны знать, что я вас люблю.

– А это правда?

Конечно, она знала. И разумеется, она думала, что Пол так же уверен в ее любви. Разве мог он сомневаться после нескольких слов в тот вечер, когда леди Карбери с Роджером вернулись, не дав им закончить разговор? Гетта не помнила точно, что было произнесено. Но он сказал, что в случае некоего события покинет Англию навсегда, и она его не упрекнула. И еще Гетта помнила, как созналась в своей любви перед матерью. Пол, конечно, не ведал о ее признании, но должен был понимать, что ее сердце отдано ему! Так, по крайней мере, думала Гетта. Она плела какой-то кусочек кружева, как делают дамы, когда не хотят сидеть с совсем уж пустыми руками, и, пока Пол с ней говорил, продолжала очень медленно двигать иголкой, но теперь уронила руки на колени. Она продолжала бы плести кружево, если бы могла, однако бывают времена, когда глаза не видят, а пальцы отказываются делать механическую работу.

– Да, я правда вас люблю. Гетта, скажите мне слово. Есть ли у меня надежда? Посмотрите на меня, чтобы я узнал ответ.

Она смотрела на свое рукоделие.

– Если Роджер вам дороже меня, я немедленно уйду.

– Роджер мне очень дорог.

– Любите вы его так, как мне бы хотелось, чтобы вы любили меня?

Мгновение Гетта молчала, зная, что Пол на нее смотрит, затем ответила тихо, но очень четко:

– Нет, не так.

– Можете вы полюбить меня так?

Он протянул обе руки, словно с намерением прижать ее к себе, если услышит желанный ответ. Гетта тоже выставила руку, словно хотела его отстранить, и не отдернула, когда Пол стиснул ее ладонь.

– Она моя? – спросил Пол.

– Если хотите.

В следующий миг он был перед ней на коленях, целовал ее руки и платье, смотрел ей в лицо полными слез глазами с такой экстатической радостью, будто и не смел надеяться на успех.

– Хочу ли! – воскликнул он. – Гетта, я никогда ничего не хотел, кроме этого одного! Гетта, любовь моя! С той минуты, как я тебя увидел, то было моей единственной мечтой о счастье. И теперь ты моя.

Гетта молчала, но ее переполняла радость. Сказав Полу правду, она больше не прятала свою любовь, произнеся слово раз, могла повторять его сколько угодно. Ей думалось, что она никогда не полюбила бы другого, даже будь ее любовь безответной. Что до Роджера – милого, бесценного Роджера, – нет, это совсем не то.

– Он чистое золото и гораздо лучше тебя, Пол, – сказала она, гладя его волосы и смотря ему в глаза.