Вот так мы теперь живем

Уверяя сэра Феликса Карбери, что отец уже записал на нее очень большую сумму, которую не сможет без ее согласия отобрать, Мари Мельмотт говорила чистую правду. Знала она об этом совсем мало. Отец постарался, насколько мог, скрыть от нее подробности. Однако, когда это делалось, он вынужден был многое объяснить и сильно недооценил ум и память Мари. Мельмотт получал очень значительный доход с капитала, вложенного на ее имя в иностранные фонды, для чего она должна была подписать ему доверенность. Он сделал это на случай крушения, дабы жить в довольстве и роскоши, даже если его постигнет бесславие и обстоятельства вынудят прятаться от людских глаз. Мельмотт торжественно поклялся себе, что ни при каком повороте событий не вернет эти деньги в водоворот спекуляций, и до сего дня оставался верен слову. Даже если банкротство будет неизбежно, он не пустит их в ход, хоть бы такая сумма и могла его спасти. Если такой день наступит, он сможет на оставшийся доход жить счастливо или, по крайней мере, роскошно в том городе мира, где будут меньше всего знать о его прошлом и радостно примут его вместе с деньгами. Таковы были жизненные планы Мельмотта. Однако он не учел различные обстоятельства. Дочь может ему не подчиниться, либо не отдать деньги в случае замужества, либо они понадобятся на ее приданое. Да и беды могут оказаться столь велики, что даже надежный будущий доход не поможет их вынести. Сейчас его терзала ужасная тревога. Если получить деньги назад, их с лихвой хватит, чтобы заплатить Лонгстаффам и пережить некоторые другие неприятности. Ради самих Лонгстаффов он не стал бы нарушать свой зарок. Случись ему обанкротиться, они будут такими же кредиторами, как любые другие. Однако Мельмотт мучительно помнил, что тут дело не сводится к обычному долгу. Он собственноручно нарисовал подпись Долли Лонгстаффа под письмом, которое нашел в ящике стола у Лонгстаффа-старшего. Письмо лежало в конверте с адресом господ Слоу и Байдевайла, написанным рукой старого мистера Лонгстаффа. Мельмотт сам опустил этот конверт в почтовый ящик у своего дома. Обстоятельства чрезвычайно ему помогли. Он арендовал дом мистера Лонгстаффа, но мистер Лонгстафф сохранил за собой право пользоваться кабинетом, так что бумаги мистера Лонгстаффа оказались практически у Мельмотта в руках. Вскрывать замки он научился давным-давно. Однако его искусство не включало умение вернуть защелку обратно в паз. В ящике он нашел подготовленное мистером Байдевайлом письмо в заранее надписанном конверте. Из своего знакомства с обыкновениями семейства Лонгстафф Мельмотт уже знал, что, если сам не поспособствует отправке письма, оно никогда не попадет по назначению. Пока что все складывалось удачно. Не было причин опасаться, что подделку разоблачат. Даже если юнец поклянется, что не подписывал письмо, а старик – что оставил конверт в запертом ящике, доказательств у них не будет. Пойдут разговоры. За разговорами придет уверенность. Тогда случится крах. И все равно у него останется кругленький капитал, чтобы есть, пить и веселиться до конца дней.

Затем в его делах случилось еще одно осложнение. То, что было так легко в случае письма, которое Долли Лонгстафф никогда бы не подписал, в другом случае оказалось не так легко, но все же осуществимо. Под совокупным натиском острой необходимости в деньгах, растущих запросов и все большего куража он вновь совершил подлог. И когда поползли слухи – очень для Мельмотта серьезные, – они упоминали, по крайней мере в случае Долли Лонгстаффа, именно то, что он сделал. Если в нынешнем случае или другом подобном дойдет до суда и двенадцать присяжных должны будут сказать, правда ли он подделал подпись, что проку ему будет в деньгах? Вместе со страхом пришел вопрос, не лучше ли употребить их на спасение от гибели. В истории с Лонгстаффами всякую опасность безусловно можно устранить, заплатив за Пикеринг. Ни Долли Лонгстафф, ни Скеркум, о котором мистер Мельмотт уже слышал, не станут заниматься этим делом, если получат требуемые деньги. Однако, если подлог недоказуем, заплатить деньги – значит выбросить их на ветер!

Но все так сложно! Быть может, в восхищении своей новой родиной Мельмотт значительно переоценил привилегии британской аристократии. Он искренне верил, что, породнившись с маркизом Олд-Рики, станет неподсуден в делах вроде нынешнего. Он думал, что такая связь оградит его от преследования. И опять-таки, если удастся преодолеть все трудности, он когда-нибудь станет тестем британского маркиза! Как многие другие, Мельмотт не задавался вопросом, в чем именно будет состоять удовольствие для него самого, однако он действительно считал, что такой союз украсит его жизнь. Он знал, что Ниддердейл не женится на его дочери, не удостоверившись в ее деньгах, но думал, что доход от капитала Мари, пусть недотягивает до обещанного, на время удовлетворит жениха, и уже дал поверенному маркиза подтверждение, что этот капитал у дочери и впрямь есть.