Вот так мы теперь живем

Руби не понравилось, что ей приказывают заняться работой. Она тряхнула головой, и хлопнула кухонной дверью, и обругала служанку, после чего села и заплакала. Как теперь быть? Она подозревала, что сэр Феликс к ней больше не придет. А если и придет, то «недорогого стоит», как сказала она себе. Безусловно, Руби не прониклась к сэру Феликсу большей любовью оттого, что его побили, хотя тогда и приняла сторону своего городского кавалера. Она не думала, что когда-нибудь еще будет с ним танцевать. Танцы были главным очарованием ее лондонской жизни, а теперь о них нечего и мечтать. Что до женитьбы – Руби теперь тоже думала, что у сэра Феликса не было такого намерения. Джон Крамб – неотесанный увалень, которого (думала Руби) ни одна девушка не полюбит. Любовь и Джон Крамб – что у них может быть общего? Но! Руби не нравилось катать коляску по Ислингтону. Не нравилось, что тетя Питкин приказывает ей заняться работой. Руби нравилось быть влюбленной и танцевать. Но коли с этим покончено, возникает вопрос: нельзя ли найти себе чего-нибудь получше, чем жить у тетки и катать коляску по Ислингтону?

Миссис Хартл по-прежнему одиноко жила на квартире и, не имея своих дел, взялась устраивать судьбу Джона Крамба. Она в жизни не видела человека, менее похожего на ее соотечественников. «Интересно, есть ли у него в голове хоть одна идея?» – сказала она миссис Питкин. Та ответила, что у мистера Крамба, безусловно, есть очень сильная идея жениться на Руби Рагглз. Миссис Хартл улыбнулась, думая, что миссис Питкин тоже очень не похожа на ее соотечественниц. Однако она была чрезвычайно добра к миссис Питкин, заказывала рисовые пудинги, чтобы угощать ими детей, и намеревалась помочь Джону Крамбу, насколько в ее силах.

Чтобы это осуществить, она посвятила миссис Питкин в свой план. Миссис Питкин предстояло стать главным действующим лицом, но сценарий принадлежал исключительно миссис Хартл. На следующий день после того, как Джон вернулся в Бенгей, миссис Питкин вызвала Руби в гостиную и обратилась к ней так:

– Ну, Руби, знаешь, пора положить этому конец.

– Чему?

– Ты не можешь жить тут вечно.

– Мне кажется, тетя Питкин, я много работаю и не получаю жалованья.

– Мне не по карману больше одной служанки, и, если нет жалованья, все равно есть расходы на содержание. Да и другие причины имеются. Твой дед тебя обратно не пустит, это точно.

– Я бы все равно ни за что к нему не вернулась.

– Но тебе надо куда-то перебраться. Ты не навсегда ко мне приехала – да я б тебя навсегда и не пустила. Тебе надо идти в услужение.

– Я не знаю, кто меня возьмет, – сказала Руби.

– Дай объявление в газету. Напиши, что ищешь место няньки, ты вроде любишь детей. А я дам тебе рекомендации – только честно напишу, как есть. Большого жалованья сразу не проси.

Лицо у Руби стало очень несчастное, глаза наполнились слезами. После радостей мюзик-холла все это было так неожиданно и ужасно!

– Рано или поздно все равно придется, так что дай объявление прямо сегодня.

– Ты меня выгоняешь, тетя Питкин.

– Если это называется выгонять, то выгоняю. Я с тобой никогда не говорила как хозяйка. Ты уходила гулять со своим бездельником, хоть я и запрещала. Теперь, когда найдешь место, слушайся хозяев. Повеселилась – теперь плати. Придется тебе самой зарабатывать на хлеб, раз ты поссорилась и с женихом, и с дедом.

Ответить на это было нечего, и потому Руби отнесла объявление в газету. Деньги на него дала миссис Хартл.

– Потому что на самом деле, – сказала она, – Руби должна оставаться здесь, пока мистер Крамб ее не заберет.

Миссис Питкин выразила мнение, что Руби «бесстыжая девка», а Джон Крамб – тюфяк. Возможно, она немного ревновала квартирантку к племяннице, считая, что лучше бы миссис Хартл заботилась только о ней.

День или два Руби ходила по матерям, нуждавшимся в няньках. На объявление откликнулись отнюдь не аристократки, и дома, которые она посещала, не блистали великолепием. Везде ей отказывали. Рекомендации от тетки неприемлемы. Кудряшки Руби неприемлемы. У нее слишком легкомысленный вид. Она чересчур свободно говорит. Наконец одна счастливая мать пятерых детей согласилась взять ее на испытательный срок в один месяц. Жалованье – двенадцать фунтов в год, чай и стирка в содержание не входят. Это было рабство – прямое рабство. А ведь ее когда-то любил баронет. И она могла стать хозяйкой дома получше того, куда нанималась прислугой, – если бы только поманила пальцем! Однако деваться было некуда, и плачущая Руби приготовилась покинуть кров тети Питкин.

– Надеюсь, тебе понравилось новое место, – сказала миссис Хартл в последний день до ухода Руби.

– Ничуть не понравилось. Я в жизни не видела детей уродливее, миссис Хартл.

– Уродливые дети так же нуждаются в заботе, как и красивые.

– А мать злючая-презлючая.

– Ты же сама виновата, Руби, правда?

– Я ничего дурного не делала.

– По-твоему, хорошо бросить молодого человека, с которым обручена? Все случилось из-за того, что ты нарушила слово, данное мистеру Крамбу. Оттого твой дедушка и выгнал тебя из дому.