Вот так мы теперь живем

Впрочем, здесь мы немного забежали вперед. Мистер Лонгстафф задержался в Лондоне, и успело пройти первое сентября, главное событие года в Суффолке, прежде чем он написал это письмо. Тем временем он часто виделся с мистером Брегертом и сошелся с ним вполне коротко, несмотря на всю отвратительность его религии, так что даже раз великодушно пригласил мистера Брегерта отобедать вдвоем на Брутон-стрит. Устройство Мельмоттовых дел было тогда в самом начале, и весть, что ему заплатят ренту за дом, размягчила мистера Лонгстаффа. Мистер Брегерт пришел, и, когда два джентльмена сидели за бутылкой старого портвейна мистера Лонгстаффа, между ними произошел довольно необычный разговор. Ни тот ни другой не упоминал о предполагавшейся свадьбе со дня, когда отец девицы наговорил жениху много неприятных слов. Теперь мистер Брегерт, человек далеко не робкий и, быть может, несколько толстокожий, высказался с прямотой, неприятно поразившей мистера Лонгстаффа. Началось с того, что мистер Брегерт упомянул о собственных делах. Его потери превышали потери мистера Лонгстаффа по меньшей мере вдвое, но он говорил о них легко, как будто не принимает это близко к сердцу.

– Конечно, между мною и вами есть разница, – сказал мистер Брегерт.

Мистер Лонгстафф величаво склонил голову, словно говоря, что разница эта чрезвычайно велика.

– Мы в наших делах, – продолжал Брегерт, – ждем прибыли, но знаем, что иногда возможны убытки. Джентльмен в вашем положении, продавая недвижимость, рассчитывает получить деньги.

– Конечно, рассчитывает, мистер Брегерт. Оттого-то все так и тяжело.

– Я даже не могу толком понять, что на него нашло и отчего он тратил тут, в Лондоне, такие огромные суммы. Операции у него были довольно рискованные, но очень прибыльные. Он совершенно обвел нас вокруг пальца.

– Полагаю, так.

– Первым ему поверил старый Тодд, но я обманулся в точности так же и принял участие в его спекуляциях. Итог – я потеряю около шестидесяти тысяч фунтов.

– Это большая сумма.

– Очень большая. Настолько большая, что она затронет мою повседневную жизнь. В переписке с вашей дочерью я счел своим долгом ей об этом сообщить. Не знаю, говорила ли она вам.

Упоминание дочери на миг вывело мистера Лонгстаффа из равновесия. Это было в высшей степени неделикатно, в высшей степени предосудительно, но мистер Лонгстафф не знал, как выразить свое недовольство, и к тому же не мог сейчас ссориться с мистером Брегертом, в чьей помощи очень нуждался. Он с более чем обычным достоинством заявил, что ничего такого дочь ему не говорила.

– Я ей об этом сообщил, – сказал Брегерт.

– Без сомнения. – И мистер Лонгстафф принял еще более достойный вид.

– Да, сообщил. Когда ваша дочь любезно приняла мое предложение, я обещал, что после свадьбы мы будем держать два дома.

– Это было невозможно, – сказал мистер Лонгстафф, имея в виду полную противоестественность и невозможность такого брака.

– Это было бы вполне возможно, оставайся мое финансовое положение таким, каким оно было, когда я делал предложение. Предвидя денежные потери в связи с делами нашего покойного друга, я счел разумным отложить на время свои намерения и сообщил об этом мисс Лонгстафф.

– Были другие причины, – вполголоса, почти шепотом пробормотал мистер Лонгстафф. Шепот должен был передать его ужас и нежелание продолжать разговор.

– Возможно. Однако в последнем письме, которое мисс Лонгстафф оказала мне честь написать, письме, в котором я не имею ни малейшего права усмотреть хоть что-нибудь недолжное, она ограничилась упоминанием этой единственной причины.

– Зачем сейчас вспоминать, мистер Брегерт? Зачем сейчас вспоминать? Тема болезненная.

– Потому что для меня она не болезненная, мистер Лонгстафф, и я хочу, чтобы для всех, о ней слышавших, она не была болезненной. Думаю, я от начала до конца вел себя как джентльмен.

Несчастный мистер Лонгстафф сперва трижды затряс головой, затем трижды поклонился, предоставив еврею толковать двусмысленный ответ оракула как угодно.

– Я уверен, – продолжал Брегерт, – что я вел себя как честный человек, и не вижу причин обходить тему молчанием, будто мне есть чего стыдиться.

– Быть может, в данном случае меньше слов – меньше сожалений.

– Мне нечего больше сказать и не о чем сожалеть.

Закончив разговор этим коротким спичем, Брегерт встал и откланялся, пообещав сделать все, что в его силах, для завершения дел мистера Мельмотта.

Как только он вышел, мистер Лонгстафф открыл дверь и заходил по комнате, шумно выдыхая, как будто хотел очиститься от самого духа мистера Брегерта. Он говорил себе, что нельзя прикоснуться к смоле и не очерниться. Как вульгарно вел себя этот человек, как неделикатно! Он совершенно не оценил честь, которую мистер Лонгстафф ему оказал, пригласив его на обед. Да, да! Ужасный еврей. Разве не все евреи зло? Однако в нынешних обстоятельствах мистер Лонгстафф не мог позволить себе ссориться с мистером Брегертом.

Глава LXXXIX. «Колесо Фортуны»