Вот так мы теперь живем

– Откуда ей было идти, если не из «Утреннего завтрака»? Мы с Броном были добрыми друзьями, но он самый завистливый из людей.

– Есть отчасти, – сказала леди Карбери.

Она была очень привязана к мистеру Брону, но сейчас требовалось поддержать мистера Альфа.

– Мне думается, никто так не пригоден для парламентской деятельности, как редактор газеты, – конечно, если он дельный редактор.

– Полагаю, в вашем случае никто в этом не сомневается.

– Единственный вопрос – хватит ли у него сил на двойную работу. Касательно себя я в этом сомневаюсь и поэтому отказался от газеты, о чем почти сожалею.

– Немудрено, – ответила леди Карбери, которой больше всего хотелось говорить не о его делах, а о своих. – Полагаю, вы сохранили связь с газетой?

– У меня остались в ней некоторые денежные интересы – ничего больше.

– Ах, мистер Альф, вы могли бы оказать мне такую огромную услугу!

– Да? Если могу, то, безусловно, окажу.

Лживый криводушный человек! Разумеется, он тут же понял, о какой услуге леди Карбери намерена попросить, и, разумеется, сразу решил, что не выполнит ее просьбы.

– Окажете? – И леди Карбери молитвенно сжала руки. – Покуда вы были редактором, я ни о чем вас не просила, ведь правда? Я считала это неправильным и потому не просила. Я принимала свою судьбу, как все прочие, и вы согласитесь, что я терпеливо сносила все, что обо мне говорят. Я никогда не жаловалась. Вы же это признаете?

– О да.

– Но теперь, когда вы ушли из газеты… если бы только вы поддержали «Колесо Фортуны»!

– «Колесо Фортуны»?

– Так называется мой роман, – объяснила леди Карбери, ласково поглаживая рукопись. – Сейчас он может стать для меня воистину колесом Фортуны, вознести меня от бедности к богатству! И ах, мистер Альф, если бы вы только знали, как я нуждаюсь в помощи!

– Я больше никак не связан с редакционной политикой, леди Карбери.

– Вам довольно будет замолвить одно словечко. Роман, знаете ли, совсем не такой, как историческое сочинение. Я вложила в него столько трудов!

– Тогда, разумеется, он пробьется собственными достоинствами.

– Не говорите так, мистер Альф! «Вечерняя кафедра» как… О, как… как… как небесный престол! Никто перед нею не оправдается! Давайте не будем говорить о собственных достоинствах романа, поговорим лучше о том, что для него можно сделать. Никому от этого не будет и малейшего вреда, а в таком случае пятьсот экземпляров продадутся сразу – если это действительно будет сделано con amore[21].

Мистер Альф посмотрел на нее почти с жалостью и мотнул головой.

– Репутация газеты настолько высока, что одна-единственная статья ей не повредит. Мистер Альф, женщина вас просит. Я стараюсь ради своих детей. Такое делается каждый день и по куда менее благородным мотивам.

– Не думаю, что такое когда-нибудь делалось «Вечерней кафедрой».

– Я читала там похвалы книгам.

– Разумеется, читали.

– Мне кажется, когда-то там расхвалили роман.

Мистер Альф рассмеялся.

– Отчего же нет? Вы же не считаете, что цель «Кафедры» – разносить романы в пух и прах?

– Мне так казалось, но, я думала, вы можете сделать исключение. Я была бы так признательна… так признательна.

– Моя дорогая леди Карбери, прошу вас, поверьте, когда я говорю, что не имею к этому ни малейшего отношения. Нет надобности читать вам проповеди о литературной честности.

– О да, – ответила она, не совсем понимая, о чем он говорит.

– Теперь я передал скипетр другому и не должен буду отвечать за справедливость моего преемника.

– Ваш преемник не будет моим знакомым.

– Но я должен заверить вас, что ни при каких обстоятельствах не стал бы указывать литературному обозревателю своей газеты. Даже ради родной сестры.

Леди Карбери глянула на него очень несчастными глазами.

– Отправьте роман в редакцию, и пусть он говорит сам за себя. Насколько больше вы будете гордиться, если его похвалят заслуженно, чем если его станут превозносить в знак дружбы.

– Нет, – ответила леди Карбери. – Я не верю, что книги хвалят иначе, чем по просьбе друзей. Я не знаю, как люди такого добиваются, но как-то добиваются.

Мистер Альф снова мотнул головой.

– Ах, да, вам очень хорошо так говорить. Разумеется, вы всегда были образцом добродетели, но мне говорят, что сочинительница «Новой Клеопатры» – чрезвычайно красивая женщина.

Леди Карбери очень сильно забылась из-за своих переживаний, если позволила себе высказать двойное обвинение – в чрезмерной слабости мистера Альфа к упомянутой сочинительнице и в том, что он пожертвовал честностью колонки ради недолжного чувства.

– Сейчас я не вспомню, как звали даму, о которой вы говорите, – ответил мистер Альф, беря шляпу, – но убежден, что джентльмен, писавший обзор книги – если такая книга и такая дама действительно существуют, – никогда ее не видел!

И мистер Альф ушел.