Воздушные шарики запрещены

И потом, мне еще нужно сделать кое-какие копии на понедельник, продолжаю я, в общем, было бы здорово все приготовить и больше об этом не думать.

На ее лице появляется недоумевающая улыбка, она говорит, что все это прекрасно, но, наверное, можно подождать с этим до завтра, потому что сегодня я обещал девочкам пойти с ними в океанариум. Это у меня совсем из головы вон. Тут я припоминаю, что планы океанариумом не ограничиваются, поскольку Анника едет в Генарп заниматься скандинавской ходьбой. Отсюда и контейнер с едой. Они едут туда с Осэ и Леной, будут там несколько часов ходить с палками, а в перерывах пить чай.

Скандинавская ходьба!

Кстати, не исключаю, что кто-то из моих коллег к нам присоединится, говорит Анника, убирая масло в холодильник. Когда я рассказала о нашей затее, несколько человек выказали желание поучаствовать.

И кто эти выказавшие желание? – спрашиваю я, улыбаясь дочкам, которые, оказывается, были на втором этаже и теперь спускаются к нам по лестнице. Ты их не знаешь, отвечает она, пытаясь нацепить крышку на упаковку с маслом. И честно говоря, мне кажется, вам пора собираться, если вы намерены куда-то успеть.

В аквариуме плавает здоровенная рыбина,

похожая на огромный кусок мяса, точнее, не плавает, а замерла почти в полной неподвижности. Единственное, что шевелится, это ее губы. Неудивительно, ведь она из семейства губановых, эта информация появляется на трех языках, когда я нажимаю на желтую кнопку. Рыбина питается моллюсками и живущими в воде насекомыми, которых она всасывает своими губами. Даже ядовитый Терновый венец, один из видов морских звезд, время от времени оказывается у нее в желудке. В ней есть что-то умиротворяющее, но меня никак не оставляет мысль о том, какой в ней смысл, в этой рыбине. Зачем такие твари вообще существуют? В другом аквариуме, совмещенном с террариумом, бегают всякие ракообразные. Сверху они покрыты твердым панцирем, под которым они живут и двигаются. Картина довольно гармоничная, но только до тех пор, пока они не принимаются карабкаться куда-нибудь, потому что тогда они рано или поздно падают, приземляясь на спину. И лежат так, суча в воде избыточным количеством черных лапок. Проходит довольно много времени, прежде чем им удается перевернуться обратно. И все начинается сначала. Что за создания!

А ты-то сам? Сам-то ты что за создание? Говоришь, ты не склонен к агрессии и насилию, ничего же такого не было. Но с чего ты взял, что есть какие-то признаки, по которым можно определить человека, склонного к насилию, и сказать: вот как он выглядит. Он вот такой и такой. Естественно, ты воображаешь себе, что это какие-то типы, вроде тех, о которых ты читаешь в газетах, и что у тебя с ними не может быть ничего общего. Но разве все они не говорят в точности то же самое, что и ты сейчас? Что мы знаем о себе самих, когда вопрос встает ребром, и что мы знаем друг о друге? Поступки делают тебя тем, кто ты есть, и ты прекрасно знаешь, будем честными, что в тебе запросто порой могут проснуться темные, примитивные инстинкты, и кто знает, может быть, в эту самую секунду, давай просто допустим эту мысль, молодая девушка лежит в темном подвале, истекая кровью, и умирает. И эта история рано или поздно выплывет наружу, и тогда уже ты сам будешь тем типом, о котором пишут в газетах.

Но пока что ты разгуливаешь со своими дочками и смотришь на рыб вместе со многими другими мужчинами, получившими на выходные детей от бывших жен, с которыми они в разводе, и теперь они должны как-то убить этот субботний день, ходить с детьми и… Лерке и Вибе? Черт, где же они? Их нет. Но они же только что были здесь.

Я иду обратно через застекленный туннель, где над моей головой проплывают акулы и скаты, и вхожу в окрашенную синеватыми тонами холодную зону северных морей. Здесь их тоже нет. Я торопливо семеню в кафетерий, в котором выстроилась длиннющая очередь. Поднимаюсь по лестнице в красную зону, где мы были незадолго до этого, и там вижу их. Лерке во что-то тыкает пальцем, показывая Вибе, а именно в одно из этих страшненьких ракообразных существ, которое опять прикладывает все силы к тому, чтобы перевернуться на лапки. Пока что без особого успеха.

Я помню свой код, 2218,

но от этого не легче, потому что он не срабатывает. Настало воскресенье, и тут Анника неожиданно заявила, что и правда было бы неплохо, если бы я съездил на факультет и немного занялся поздравительной речью. Особенно если я при этом помою машину, раз уж все равно еду в университет. Я согласился, хотя это она с подружками замызгала ее накануне.

Я поднимаю глаза на огромный застекленный вход. Филологический факультет написано там крупными печатными буквами. Я все-таки еще раз пробую провести карточкой через кодовый замок. Начинает мигать маленькая лампочка. Я набираю 2 – пип – 2 – пип – 1 – пип – 8 – пип. Должен загореться зеленый, но этого не происходит. Лампочка по-прежнему красная.