Возложение

Ирония слов Шерил про необходимость близости для возвращения в человеческий облик не ускользнула от меня. Мы умерли, страстно желая секса, и, конечно, это могло изменить все. Вселенная, несомненно, обладала извращенным чувством юмора.

Я не жалуюсь. Природа всегда находит выход, и обычно это происходит на самом элементарном уровне. Как бы все это ни было хреново, на этот раз это почти имеет смысл.

Тепло ее прикосновения сменяется холодом. Что она сейчас делает? Прошлое и мое желание разобраться в нем отодвигаются в сторону и заменяются ощущением того, что она меня окружает. Вроде бы холодно, но горячо и влажно.

Я у нее во рту.

В виде ложки.

Язык скользит по моей спине, губы смыкаются вокруг меня. Я чувствую ее вкус, и это ощущение потрясает до глубины души. Я не просто хочу от нее большего, мне это нужно. Я хочу принадлежать ей полностью, хочу заявить на нее права как на свою собственность.

Я страдаю по ней.

Дрожу из-за нее.

Нет, она отрывает меня от своего рта, и я опустошен потерей нашей связи.

Я не могу думать.

Я не могу остаться.

Я должен быть с ней.

Я снова становлюсь самим собой, только на этот раз с глухим стуком падаю на ковер, а не на сладкую мягкость Шерил. Когда я встаю, то сразу ищу ее глазами. К сожалению, она полностью одета, но рядом и даже красивее, чем я помню.

— Я вернулся, — говорю я хрипло.

— Ты вернулся, — ее голос звучит с придыханием и полон удивления.

— Джек, — гремит знакомый голос и отвлекает мое внимание от девушки.

Я издаю смех, полный облегчения.

— Хью, — будь я проклят, если его глаза не блестят так, словно он вот-вот заплачет.

Он подходит ближе.

— Я понимаю, что все это шокирует, но тебе нужно остаться. Освободить остальных из подразделения — наша миссия. Мы разберемся с чувствами к прошлому и всему тому дерьму, которое тогда произошло, позже. Прямо сейчас сосредоточься на том хорошем, что мы можем сделать, и на людях, которые в нас нуждаются.

— Понятно, — я выпрямляюсь, когда его слова активизируют ту часть меня, что предпочла войну безопасности дома на Род-Айленде. Я никогда не колебался следовать приказам Хью или принимать его сторону в любой битве, потому что он честный человек. Все годы, что мы сражались бок о бок, он ставил во главу угла благополучие нашей страны и подразделения.

Как и я, он был введен в заблуждение и, вероятно, испытывал изрядную долю вины за то, что мы сделали, но чувства были на втором месте после долга. Подразделение было нашей второй семьей… теперь единственной семьей.

— Где наш отряд?

— Мы были заперты в столовом серебре, как в ловушке. По крайней мере, я так думаю.

— Заперты в столовом серебре, — я повторяю его слова, изо всех сил стараясь, чтобы они не казались странными. — Как? Кто это сделал?

— У меня нет ответа ни на один из этих вопросов — пока нет. Нам с тобой нужно во многом разобраться, но теперь, когда мы вернули тебя, я полон оптимизма, что мы сможем вернуть и остальных.

Мое внимание возвращается к Шерил, одаривающей меня застенчивой улыбкой. Долг превыше чувств.

— Спасибо тебе за…

Она краснеет и отводит взгляд.

— Не за что.

Она чертовски красива, и сейчас меня тянет к ней так же, как и раньше. Если бы у нас не было зрителей, я бы сказал, что нет причин смущаться, но для разговора, который я хотел бы провести с ней, мы должны быть наедине. Я снова поворачиваюсь к Хью и, на этот раз, замечаю рядом с ним миниатюрную брюнетку.

Он обнимает ее.

— Джек Салли, это моя невеста, Мерседес Хоппер.

— Твоя невеста? Как давно ты вернулся?

То, как он оберегающе прижимает ее к себе, говорит мне больше об их отношениях, чем выражение его лица.

— Достаточно давно.

Я киваю один раз. Понял.

— Сейчас действительно две тысячи двадцать четвертый?

— Так и есть, — в голосе Хью нет ни тоски, ни печали. Ничего, что отражало бы мои чувства — осознание того, что возможности вернуться домой больше нет.

Кажется, он понимает, куда ушли мои мысли.

— Джек. Мы знали о риске, когда присоединились к программе. Нам повезло, что мы все еще здесь.

— Повезло, — это было не то слово, которое я бы выбрал, чтобы описать пробуждение через восемьдесят лет в будущем. Хотя он прав. Ни одному из нас не было гарантировано возвращение домой. Война — отвратительная штука, и, возможно, пережить ее, независимо от ситуации, в которой человек оказывается впоследствии — это то, за что стоит быть благодарным. Я не испытываю благодарности сейчас, но в будущем все возможно. — Что ты хочешь, чтобы я сделал?

Хью удерживает мой взгляд, и выражение его глаз напоминает о той ночи, когда я повторил ему вопросы Рэя. Тогда я спросил, встанет ли он со мной против Фалькона и кураторов, если они придут за кем-то из нас. Как и я, он верил в нашу миссию и в то, что мы спасаем мир. Стал бы он отказываться от чего-то настолько важного ради одного человека? Человека, который, возможно, заслужил, чтобы его убрали? В чем заключалась его верность? Как она выражалась? Тогда у него не было ответов.

Сейчас у него тоже нет ответов на мои вопросы.

Вмешивается Мерседес.