Возмездие за безумие

– Тётя Лена, вы тут ни при чём, – как-то вдруг сказала женщине Юля. Это было настолько удивительно, что Иванова не поверила своим ушам. Юля вообще не разговаривала с ней во время визитов. Даже на вопросы не отвечала, поворачиваясь спиной. Девушку мучили сильные боли, она часто плакала, ей кололи сильнодействующие лекарства, от которых наступал чаще всего упадок сил или слёзные истерики. Врачи объясняли состояние больной резким кризом, снять который обещали через пару недель. И всё это время Лена и Галя ждали улучшения. Но оно не наступало. И вдруг, сразу после католического Рождества, утром двадцать шестого декабря, Юля проснулась в хорошем настроении. Более того, она пробыла в таком состоянии целый день и встретила маму и тётю Лену подобием улыбки, после которой для Ивановой и была сказана та самая фраза о невиновности.

– Юлечка, ты про что? – Лена, понимая, о чём идёт речь, все же хотела услышать объяснение.

– Если человек решил умереть, то никого нельзя в этом винить. Дядя Игорь хотел уйти. И ушёл. И даже если бы вы в тот вечер не поссорились с ним, он все равно бы сделал то, что сделал. Это – судьба. А для него это стало ещё и освобождением. – Размышления девушки казались бредом больного, а вместе с тем были настолько понятными и простыми, что Галя перестала доставать из сумки принесённые продукты, а Лена складывать их в тумбочку у кровати. В палате, кроме трёх женщин, никого не было. Но Лена на всякий случай оглянулась по сторонам, отчего-то показалось, что устами Юли говорит кто-то другой.

– Юлечка, доченька, как хорошо, что ты такая сегодня… – Галя ухватилась за состояние дочери, желая сменить тему, замаскировать разговор.

– Какая, мама?

– Веселая, разговорчивая. Значит, дела идут на поправку.

– И ты скоро заберёшь меня отсюда?

Ухова, снова принявшаяся за продукты, опять остолбенела:

– Юлечка, я не знаю. Это как скажет врач.

– Ну, хотя бы на Новый год?

– На Новый год?

– Не оставите же вы меня тут одну на праздники? – Юля смотрела спокойно на обеих женщин. Со стороны она казалась абсолютно адекватной, а просьба её – естественной. Лена не знала что говорить: то ли поддерживать Галю, настаивая на решении в связи с позицией врача, то ли приняться объяснять, что разовое улучшение – это ещё не показатель психической стабильности.

– Юлечка, деточка, ну кто же тебя тут отставит? – Галя бросилась целовать дочь, как в доказательство любви к ней, – Я ведь так хочу, чтобы всё у нас с тобой было как раньше, хорошо, по-доброму. Я так устала от наших постоянных проблем.

– Я понимаю, мама. Я тоже хочу помочь тебе и сделать так, чтобы ты не страдала.

– Вот умница, – решилась вставить Лена.

– Девочка моя, любимая, дорогая, – Ухова не могла сдержать слёз. – Я обещаю тебе, что заберу тебя отсюда как можно быстрее. Мы вместе проведём праздники. Мы накроем хороший стол. Мы позовём в гости друзей, у нас так давно никого не было. Да?

Юля кивала на каждое предложение и в глазах девушки стояли слёзы.

«От умиления», – подумала Лена.

На следующее утро Юлю Ухову перевели из индивидуальной палаты в общую и заменили уколы таблетками. Врач, которому категорически не понравилась просьба Гали отпустить девочку домой на праздники, предупредил женщину, что примет своё решение только через несколько дней, когда улучшение состояния больной подтвердится при контакте с медперсоналом и другими больными. Пять дней, вплоть до тридцать первого декабря, Юля была в хорошем расположении духа, отвечала на все просьбы и вопросы медсестёр и санитарок, сама вставала с кровати, и даже пыталась ходить по коридору под присмотром инструктора по лечебной гимнастике. Платные ежедневные массажи повысили тонус кожи. Улучшился сон, нормализовался аппетит, появилось желание выйти на улицу.

– Забирайте Юлечку на два дня, но учтите, она все-таки очень, очень слаба, – лечащий Юлю психиатр, говорила и смотрела строго, внушая Гале страх, – И проблема не в том, что её пошатывает стоя, а в том, что психика её пока ещё неконтролируема. Я умоляю вас, не спускайте с девочки глаз за эти два дня.

– К чему такие крайности, доктор? – удивлённо посмотрела Ухова на врача, а про себя подумала, что все эти лекаришки – одинаковы, лишь бы свою значимость показать да денег взять побольше.

Про деньги Ухова не преувеличивала. За две недели лечения ей пришлось выложить более пятнадцати тысяч за клинику и по полторы тысячи в сутки за сиделку, которая обихаживала дочь, пока та не вставала.

– Так что, Сюзанночка, я свою картину уже истратила, – пожаловалась Галя соседке.

– А что этот? Вообще денег не даёт?

– Откуда? Он ведь теперь почётный безработный. Кое-как рассчитался с водителями, да и то потому, что продавцы квартиры вернули задаток. Верка помогла. А так бы ещё и долг на семье был.

– А почему не идёт куда-то работать?

– Ты что! Он никуда и не пойдёт. Он же совершенно асоциален. Кроме своих дружков по теннису никого не признаёт. А там кто? Сват да его старший сын.