Итак, первое января тянулось бесконечным бездельем. Полин зависла на компьютере и с Юлей не общалась даже после замечания матери. Галя, отбросив все заботы, уединилась на лоджии придать законченной картине финальный штрих: вернисаж был назначен на январь, отчего Гале ежедневно приходило в голову дописывать то здесь, то там. Юля изнывала от скуки и не знала, чем себя занять. Телевизор отвлекал мать и сестру, читать книги не хотелось, разговаривать по телефону было не с кем. Можно было бы сесть за компьютер и пройтись по соцсетям, но и этого не хотелось. Апатия и безразличие близких к ней ввергли Юлю в очередную истерику. Девушка заплакала и принялась жаловаться на судьбу. Мать, бросив кисти, принялась её успокаивать. Полин, огрызнувшись, убежала к подружке. Отец, в зале которого шумел телевизор, помочь не мог, так как ничего не знал. Со вчерашнего вечера, сразу после того, как Галя и Юля появились на пороге, Виктору было запрещено общаться со старшей дочерью по причине того, что девушка не хочет его видеть. Так решила Галя. Так думала сама Юля. Но пять минут назад, перед тем как разрыдаться от отчаяния, вдруг захотела встать и пойти в зал, сесть рядом с отцом, посмотреть с ним телевизор. И только осуждающие взгляды матери останавливали. От этого стало обидно и больно, от этого девушка расплакалась. Они никому не была нужна. Как палочку-выручалочку позвали в гости Веру.
Девушки общались на кухне. Виктору жена приказала там не появляться, дать детям возможность поговорить. Перед налитыми чашками чая подруги молчали, не пытаясь откровенничать. Слова произносились наугад, как ничего не значащие мысли вслух. Про сам Новый год не говорили. Вера знала, что Юле не понять, как можно справлять домашний праздник с друзьями в каком-то ресторане всю ночь, напиться и обкуриться, приползти домой под утро, а потом откисать в ванной, проснувшись к обеду, с опустошённой головой. Юле тоже хвастать было нечем: праздничный ужин в присутствии матери и Полин закончился быстро и, после чего последовало тупое созерцание телевизора. В-общем, разговор не клеился. Глядя между делом обязательно-новогоднюю «Иронию судьбы…», которую вот уже пятый раз за последние дни крутили по телевизору, девушки пожалели ушедшего Юрия Яковлева. Очень жаль было любимого актёра, не говоря уже про Игоря, которого помянули вкупе и наскоро, дабы не разреветься. Глотая ком в горле, Вера посмотрела на подругу с болью, но ласково:
– Юлька, я хотела бы, чтобы этот год стал для тебя не годом Лошади, а годом маленькой пони, помнишь той, на карусели в парке, на которой мы когда-то катались: доброй и милой. – Пожелание Веры растрогало Юлю до слёз. Кинувшись подруге на грудь, Юля от души наплакалась, прежде чем девушки снова вернулись к разговорам на общие темы. Поверхностно просмотрели телепрограмму, откровенно осуждая кинематографов за новые «Елки-3», а телепрокатчиков за редкий показ добрых старых фильмов. Продолжение «Иронии судьбы» и «Джентльменов удачи» обе сочли надругательством над классикой.
– Слава богу, что ни у кого из режиссёров рука не поднялась на ремейк «Кавказской пленницы» и «Операции „Ы“ и других приключений Шурика». Это было бы полной катастрофой, – высказалась Юля. Современный телеэкран бездарностью и пошлостью набил оскомину. Вера согласно закивала.
– На экране всё чаще фильмишки под пиво и семечки, – охарактеризовала произведения «великих» режиссёров Вера, – А когда мне говорят, что «Сталинград» Фёдора Бондарчука – это шедевр, становится грустно и за державу обидно.
– А потом ещё удивляются, что нравственность у молодёжи ниже плинтуса. Лучше бы ничего не создавали, чем всякую мутоту. Ромка ходил на «Сталинград», сказал, что это подобие «Аватара» на военно-патриотическую тему. Извращенцы, – Юля вроде бы расшевелилась, у неё даже немного порозовели щёки. Галя, украдкой подслушивающая в коридоре, сделала Виктору, высунувшему голову из двери зала, знак молчать. С пониманием Ухов удалился в свои «апартаменты», Галя тоже скрылась в опочивальне. Останься она на минуту дольше, и спокойствия, с каким женщина убедила мужа в нормальном течении вещей, не возникло бы. Ибо именно следующая фраза явилась ошеломляющей. Даже для Веры.
– Верунь, а ты знала, что у Ромки есть любовница?
Иванова, пригубившая чашку, не разгибаясь, посмотрела на Юлю исподлобья и отрицательно промычала. В висках застучал дятел, захотелось закрыть глаза.
– Не знала? А я догадывалась. А сегодня вот узнала наверняка.
– Откуда? – своим вопросом Вера выдала собственную ложь.
– Да вот нашла этот платок. У Ромы из кармана выпал вчера, когда он заходил поздравить, – Юля расправила тёмно-коричневый квадрат недешёвого батиста.
– Причём тут платок? Он же мужской.
– А ты понюхай, – Юля протянула платок по столу, глядя на него с омерзением.
Вера взяла ткань, стала нюхать, потом неопределённо пожала плечами:
– Пахнет парфюмом.
– Женским парфюмом.
– Ну и что?
– А то, что таких духов как «Перчёный Самарканд» во всём Южном кроме как у одной женщины не найти.
– Ничего не понимаю, – Вера вернула платок.