Возможности любовного романа

Однажды мы с Ниной дали обещание, что никогда друг друга не бросим. Мы лежали в постели, смотрели друг на друга и говорили о том, как здорово, что нам уже не нужно никого искать.

Естественно, я вспомнил об этом именно сейчас, глядя, как снежинки опускаются на балкон и тут же тают.

Мы действительно говорили об этом, или я просто произнес ту самую фразу и счел молчание Нины знаком согласия?

В любом случае я чувствовал, что наше расставание — то, чего не должно было произойти. Может показаться странным, но я воспринимал нас с Ниной как семью. Я понимал, что живи мы всего на одно поколение раньше, мы бы уже давно были мужем и женой. Положа руку на сердце, я вовсе не был уверен, что в новой модели отношений вообще можно существовать: прожить вместе несколько лет, прожить интенсивно, дать друг другу все, что только можно дать, и при этом вечно оставаться в начальной точке.

Мне стоит ей позвонить? Когда мы разговаривали в последний раз, я признался, что мне ее не хватает, и она спросила, неужели я любил ее только потому, что нуждался в ней. Нет, все наоборот: я нуждался в ней, потому что любил ее.

Я вышел на кухню, открыл холодильник и достал оттуда йогурт. Срок годности у него истек неделю назад — еще сойдет. Когда я брал из ящика чайную ложку, взгляд мой упал на большую банку злакового кофе на кухонной столешнице. Нина купила его незадолго до нашего разрыва — злаковый кофе пила только она. Правда ли, что, бродя по супермаркету и опуская в корзинку самую большую упаковку кофе, она еще не знала, что через неделю меня бросит?

Я взял телефон и набрал Нину. В трубке еще не успели раздаться гудки, как я оборвал звонок. Мне хотелось услышать Нину, но мне нечего было ей сказать. Вместо этого я стал рассеянно пролистывать список контактов, сохранившийся на сим-карте, произнося имена и фамилии вслух. Некоторые мне уже ни о чем не говорили, но чаще я, конечно, понимал, о ком речь, хотя в последний раз мы общались лет сто назад. Тем не менее алфавитный список меня чем-то успокаивал: там в неожиданном соседстве оказывались одноклассники из гимназии, писатели, разные девушки, которые мне когда-либо нравились, ремонтники, коллеги из «Гостя», журналисты и бог знает кто еще. Между Яном Свераком и Яном Шульцем встрял автомеханик Ян Шикула, Карел Красный, с которым мы в третьем классе сидели за одной партой, значился по соседству с Карелом Шиктанцем[84], а тот в свою очередь — с редактором Чешского телевидения Каролиной Кочи. Между этими людьми не было ничего общего, кроме того, что они жили бок о бок в моем телефоне.

Я пролистал список до конца и опять перескочил в начало. Перед именем Нины стоял специальный символ, чтобы никто не мог ее опередить.

В отличие от Линды. С ней я познакомился осенью, в брненской кофейне «СКЁГ», где я выступал модератором цикла авторских чтений. Линда была абсолютной противоположностью Нины: темноволосая, приветливая и уступчивая. Мы встречались с ней пару раз после Нового года. Интересно, как с возрастом все вдруг становится проще… Созревший плод висел на расстоянии вытянутой руки, и я чуть было не сорвал его, но теперь, пожалуй, предпочел бы вернуть его обратно на дерево. Не стану писать Линде. Никому не стану писать, решил я, выключил телефон и заснул с открытыми глазами, со взглядом, прикованным к заснеженной улице.

Пока я вечера и ночи напролет просиживал в кресле, а днем пытался вести привычную жизнь, Нина не теряла времени даром. Нашла в Праге квартиру — одно из тех нескольких временных убежищ, которые ей предстояло сменить, — а кроме квартиры, еще и подработку: выяснилось, что на кастинги целиком полагаться не стоит, хотя теперь она могла ходить на них регулярно и пару раз принимала участие в разных рекламных кампаниях и съемках для журналов. Иногда мы все-таки созванивались, и я знал, что она изо всех сил старается свести концы с концами. Но когда я впервые навестил Нину в ее пражской квартире, то прямо с порога впал в глубокую меланхолию: в пустой прихожей перед зеркалом, словно объект реди-мейда, стояли ее черные туфли-лодочки, которые она надевала на кастинги, в углу одной-единственной комнаты, совмещенной с кухней, лежал матрас с неубранной постелью, рядом с ним корчился коврик для йоги — больше там не было ничего.

— Хочешь чаю? — спросила Нина.

Вскоре ей все-таки удалось найти вторую кружку, но сесть нам было некуда. Стоя посреди комнаты, мы смущенно прихлебывали горячий «Эрл Грей», а прохожие за окном спешили на трамвайную остановку, причем каждый второй считал своим долгом заглянуть в квартиру на первом этаже, словно мы были обезьянами в павильоне зоопарка.

— Прости, к чаю у меня ничего нет, все жду, когда рекламное агентство пришлет мне деньги на счет.

Я посмотрел на Нину вопросительно, но она, переступив с ноги на ногу, только улыбнулась бодро и сразу отвела взгляд.