Возраст согласия

Тем временем мы въехали на набережную. Слева в гранитном обрамлении волновалась жидкая платина – Нева. Neva. На финском это означает «переходные болота». Что ж, вполне. Река, разделяющая два берега. Мой дом на одном берегу. Его – и вовсе на острове.

Я кладу руку на его пах. Под плотной тканью брюк пробуждается и пульсирует жизнь. Я глажу этот отвердевающий пульс, а потом убираю руку. Юра вздыхает.

Улицы мелькают, как в кино, дым струится в окно.

Когда мы добираемся до дома, то первым делом падаем в постель, почти не раздеваясь. Кончив, он натягивает брюки и застегивает рубашку. Смотрит на телефон. Кто-то звонил. Перезванивает. Говорит, что нужно съездить по делам. Какое-то время я лежу и смотрю на фигурный потолок. За окном вечер облизывал дома, что тыкали свои морды прямо в большие окна спальни. Мог ли кто-то видеть, как мы занимались любовью? Все равно.

Напротив кровати стоит старая фотография Юры вместе с женой. Она в белом. До меня доходит, что это со свадьбы. Рядом телевизор и видик. Я решила найти какие-нибудь кассеты или диски. Осмотрелась – на полках рядом только книги. Распахнула коричневую дверцу шкафчика и там обнаружила настоящее богатство. Множество видеокассет и дисков с самыми разными фильмами: «Однажды в Америке», «Черный ангел», The Wall.

Сверху лежали небольшие кассеты. Такие обычно используют в видеокамерах. Подписи от руки: «Лето 2000», «Гамбург 2001», «Праздник 1998». Рядом лежала большая видеокассета без пленки, но с выемкой. Это был переходник. Я взяла «Праздник 1998», включила телик и запустила кассету.

Шумное застолье. Буро-красные-черные пятна людей, пьяный гомон и смех. Кто-то кричит, что Юре исполнилось сорок пять, поздравляет. Все смешивается в невообразимых танцах и помехах, брызгающих на экран вертикальные полосы и цветные точки. Стоп. Юра говорил, что ему сейчас сорок пять лет, но, судя по видеозаписи, это было четыре года назад, а значит, сейчас ему почти пятьдесят.

Я сходила на кухню, пошарила в холодильнике и извлекла оттуда бутылку его любимого пива Stella Artois. Вернулась в комнату и, попивая пиво, стала досматривать кассету. К сожалению, самого Юры на ней было немного. В целом сюжет не менялся – люди жрали и бухали, а кто-то снимал их, держа камеру дрожащими руками.

Наконец мне надоело наблюдать чужой «пир духа». Когда вернулся Юра, он застал меня на кухне, пожирающей подгнившие нектарины. Бутылка холодного пива, на которое он надеялся, валялась пустая в мусорном ведре.

Тогда он открыл дверцу шкафа и достал непочатую бутылку водки из ящика. Он всегда закупал водку ящиками в магазине от завода. Налил себе стопку.

Я решила заговорить:

– Смотрела тут твои видеозаписи. И обнаружила, что ты врал мне насчет возраста.

– Да? Ну и что. – Казалось, он не был удивлен. Да и не сказать, что Юра врал. Он скорее неопределенно хмыкал, когда я пыталась угадать, сколько ему, и на цифре сорок пять хмыкнул более явно.

– Не знаю, в принципе ничего. Но почему ты не говорил?

– Боялся.

Я посмотрела на него. На лице пробивалась щетина – во многом уже посеребренная. Кожа чуть красноватая, словно весеннее солнце начало ее раскрашивать к лету. Небольшие морщинки у глаз. Одно можно было сказать определенно: он не был уродом и не был красавцем. Но что-то во всем его виде страшно притягивало. И не только меня. Странным образом меня завораживало все: как он двигался, говорил, пил и даже непристойно шутил.

– Налей и мне водки, – попросила я.

Ночью мы легли под одеяло голые и сначала просто лежали рядом. Я повернулась спиной, прижимаясь к его волосатой груди, а он гладил мой живот и соски, выпирающие из почти плоской груди. Желание растекалось по телу сладкими волнами. Комната слегка подрагивала. Слишком много алкоголя.

Мне казалось, что я стала легкой пушинкой. Он был рядом, снова защищал меня от всего мира, и я могла по-настоящему расслабиться. Пятьдесят ему или тысяча лет – какая разница.

В бедро уперся горячий член. Я резко развернулась, толкнула его на спину и села сверху. Мне чудилось, что мое тело обволакивает черная ткань. Все погрузилось в безмолвие, немного пугающую, но трогательную пустоту. Я плыла куда-то, не зная координат и не желая знать их, позволяя телу выполнять свой танец.

И тут явился он – оранжево-черные полосы на черном холсте беспамятства, большая голова и длинное тело – пушистые штрихи. Зеленые пятна вокруг. Тигр смотрел на меня. Из его огромных охристых глаз текли слезы.

Открыла глаза – утро разматывало серый клубок по стенам комнаты. Я лежала на боку, Юра обнимал меня, как и ночью. Подушка была влажной. Он рукой повернул меня к себе и откинул одеяло. У него опять стоял, а я была сухая, как пустыня. Через две минуты все было кончено, и он лежал на мне, часто дыша.

– Милая, ты вчера была просто невероятная, мне было очень хорошо.

– Правда? Я рада.

Как ни пыталась, я никак не могла вспомнить подробности вчерашней ночи. Все исчезло, как в черной дыре. Я была даже не уверена, что вообще делала что-то, а не заснула в его объятиях, оглушенная выпитым.