Характер Александра, несомненно, выиграл от пристального внимания современных историков. Вполне естественно, что человек, обвиненный в стольких преступлениях и, несомненно, ставший причиной многих скандалов, должен был попеременно представать то тираном, то сладострастником. Ни то, ни другое описание ему не подходит. Основой его характера была крайняя буйность натуры. Венецианский посол называет его плотским человеком, не подразумевая ничего морально унизительного, но имея в виду человека сангвинического темперамента, не способного контролировать свои страсти и эмоции. Это вызвало недоумение хладнокровных бесстрастных итальянцев дипломатического типа, преобладавших тогда среди правителей и государственных деятелей, и их опасения неоправданно предвзято отнеслись к Александру, который на самом деле был не менее, а более человечным, чем большинство принцев своего времени. Эта чрезмерная «плотскость» действовала на него и во благо, и во вред. Не сдерживаемый ни моральными угрызениями, ни духовной концепцией религии, он предавался грубой чувственности одного рода, хотя в других отношениях был умерен и воздержан. Под более респектабельным видом семейной привязанности она заставляла его нарушать все принципы справедливости, хотя и здесь он лишь выполнял необходимую работу, которую, как сказал один из его агентов, нельзя было выполнить с помощью «святой воды». С другой стороны, его добродушие и жизнерадостность уберегли его от тирании в обычном смысле этого слова…. Как правитель, заботящийся о материальном благополучии своего народа, он принадлежит к числу лучших представителей своего века; как практический государственный деятель он был равен любому современнику. Но его проницательность была ослаблена отсутствием политической морали; у него не было ничего из той высшей мудрости, которая постигает особенности и предвидит движение эпохи, и он не знал, что такое принцип.118
Те из нас, кто разделяет чувствительность Александра к женским чарам и милостям, не могут найти в себе силы закидать его камнями за его похождения. Его препапские отклонения были не более скандальными, чем у Энея Сильвия, о котором так хорошо отзываются историки, или Юлия II, которого время милостиво простило. Не зафиксировано, чтобы эти два папы так заботились о своих любовницах и детях, как Александр о своих. Действительно, в Александре было что-то семейное и домашнее, что сделало бы его относительно респектабельным человеком, если бы законы Церкви, а также обычаи Италии эпохи Возрождения и протестантских Германии и Англии допускали браки духовенства; его грех был не против природы, а против правила безбрачия, которое вскоре было отвергнуто половиной христианства. Нельзя сказать, что его связь с Джулией Фарнезе была плотской; насколько нам известно, ни Ваноцца, ни Лукреция, ни муж Джулии не высказывали никаких возражений против нее; возможно, это был простой восторг нормального мужчины от соблазна и живости красивой женщины.
Оценивая политику Александра, мы должны различать его цели и средства. Его цели были вполне законными — вернуть «вотчину Петра» (по сути, древний Лациум) от беспорядочных феодальных баронов и отвоевать у узурпировавших ее деспотов традиционные государства Церкви. Для реализации этих целей Александр и Цезарь использовали те же методы, что и все другие государства тогда и сейчас — войну, дипломатию, обман, предательство, нарушение договоров и дезертирство союзников. Отказ Александра от Священной лиги, покупка французских солдат и поддержки ценой сдачи Милана Франции были главными преступлениями против Италии. И те светские средства, которые государства используют и считают необходимыми в беззаконных джунглях международных распрей, оскорбляют нас, когда их применяет папа, приверженный принципам Христа. Какой бы ни была опасность для Церкви стать подвластной какому-либо господствующему правительству — как это случилось с Францией при Авиньоне, — если бы она потеряла свои собственные территории, для нее было бы лучше пожертвовать всей мирской властью и снова стать такой же бедной, как галилейские рыбаки, чем перенимать пути мира для достижения своих политических целей. Приняв их и финансируя их, она приобрела государство и потеряла треть христианства.