Что именно «не будем» Геннадий Иванович додумать не успел – скопившаяся многодневная усталость перешла в крепкий сон. И во сне он увидел, как на двух баркасах – шестивесельном и четырехвесельном – и на вельботе они идут на юг, заходят в устье Амура и на береговой возвышенности устанавливают трехцветный, бело-сине-красный, российский флаг. Все бросают в воздух фуражки, кричат «ура», громче и громче…
Невельской проснулся. На палубе действительно кричали. Быстро обувшись, на ходу натягивая мундир, он выскочил на палубу и нос к носу столкнулся с вестовым. Тот раскрыл было рот, чтобы доложиться, но командир отстранил его и быстро направился к борту, вдоль которого рассредоточились остававшиеся на корабле члены экипажа. Они махали руками и самозабвенно вразнобой вопили «ура». То ли развлекались, то ли действительно восторгались происходящим.
Возвращались оба баркаса. Но если команда Гроте молчаливо взмахивала веслами, то в команде Казакевича явно царило праздничное настроение. Время от времени матросы дружно выкрикивали «ура-ура» и работали веслами как-то весело и даже залихватски. Увидев на борту Невельского, Казакевич встал на корме баркаса и закричал в рупор:
– Мы… нашли… устье… Амура! – И матросы снова грянули «ура-ура». С транспорта им ответили – на этот раз складно и ладно. Может быть, потому, что вместе со всеми кричал и любимый командир. Кричал, повинуясь радостному движению души: наконец-то сквозь мрачные тучи утомительно-скучной, однообразной работы по замеру глубин и описанию рельефа выглянуло краешком солнце открытия. Краешком – потому что все должно быть проверено и перепроверено, прежде чем оно откроется во всей своей теплой и живительной силе.
В каюте капитана, куда собрались все офицеры, кроме вахтенного, а в дверях толпились, заглядывая внутрь, нетерпеливо-любопытные матросы, и командир даже не подумал их выпроваживать, доклад начался, как принято, с младшего офицера.
– Первоначально мы обследовали залив Байкал, – показал мичман на карте. – Предполагалось, что он имеет выход в лиман, но таковой не обнаружен. То есть выход из залива имеется только на север. Далее пошли на юг вдоль западного берега Сахалина, обследуя малейшие бухточки и делая замеры глубин. Рек и речушек впадает в море там великое множество, но бухт, пригодных для стоянки кораблей, нет ни одной. Более того, выносимый реками грунт образует мели, лайды и банки с обрывистым рельефом, поэтому фарватер, имеющий мореходное значение, очень извилист, глубины в нем от пяти до восьми сажен. Южнее пятидесяти двух градусов тридцати минут наткнулись на большую отмель, которая тянулась поперек лимана к материку. Вдоль отмели от материкового возвышенного берега идет сильное течение, нас понесло назад и скоро выбросило на обсохшую лайду. Там нас нашла команда Петра Васильевича, которая возвращалась от устья Амура. У меня все.
Мичман положил на стол штурманскую линейку, которой пользовался как указкой, и стоял, руки по швам, ожидая выводов командира.
– Садитесь, Эдуард Васильевич. Петр Васильевич, слушаем вас.
Лейтенант Казакевич мог бы красочно рассказать, как они шли, точно следуя береговой линии, огибая все мысы, заходя во все бухты и, естественно, делая замеры глубин; как достигли высокого мыса (потом узнали у гиляков, что он называется Тебах), за которым берег круто заворачивал на запад, вода изменила цвет, и обнаружилось сильное течение…
Кто-то из гребцов зачерпнул ладонью воду, попробовал и удивленно сказал:
– Пресная… – Еще раз хлебнул и вдруг заорал во все горло, словно был за целую милю от кормы, где восседал Казакевич: – Господин лейтенант, ваше благородие, это река!
Воду стали пробовать все, начали брызгаться, как дети, хохотать, кричать наперебой:
– Амур!.. Это устье!.. Мы его нашли!.. Ура, братцы, нашли!..
Старший матрос Чуфаров пустился в пляс под прихлопы товарищей. Выделывал такие коленца – чуть баркас не перевернул. За это время их снесло по течению до самого мыса, там нашли местечко, причалили к берегу, и Казакевич, вооружившись секстаном и подзорной трубой, поднялся на вершину горы, нависшей над мысом, чтобы взглянуть на лиман с высоты и определиться по месту. Лейтенанта сопроводили старший матрос и толмач, поскольку, едва баркас причалил к берегу, откуда ни возьмись, собралась целая толпа гиляков. Низкорослые черноволосые, одетые в темно-синие нанковые халаты, меховые штаны и сапоги из тюленьей кожи, они курили тонкие длинные трубки, бесцеремонно разглядывали моряков, явно удивляясь их облику, что-то обсуждали между собой, а когда Казакевич направился в гору, повалили следом за ним и его спутниками.
С вершины открылся широкий простор лимана, на котором сквозь воду просвечивали банки и отмели, а на юге, не меньше, чем через семь, семь с половиной миль виднелся другой гористый утес, от которого на запад убегала волнистая нитка берега. Так могло выглядеть только устье огромной реки, но это еще следовало проверить.