«…Ввиду же того, чтобы при исследовании устья Амура и южной части его лимана не впасть в какие-либо ошибочные заключения, подобно И.Ф. Крузенштерну при описи восточного берега Сахалина, я положил неуклонно следовать при этом плану, который отстранил бы причины, могущие привести меня к ошибочным заключениям. Избранный мною план следующий: 1) от транспорта, то есть с северного лиманского рейда, выйти с промером на глубины, встреченные лейтенантом Казакевичем, вдоль северо-западного берега лимана и, не теряя их нити, войти в реку; 2) следуя вверх по ней, под левым берегом, дойти до пункта, который представляет возможным ее устье; 3) от упомянутого сейчас пункта спуститься, не теряя нити глубин, под правым берегом реки до ее устья и далее по лиману в Татарский залив, до той широты, до которой доходил капитан Броутон, и, наконец, 4) от этого пункта, не теряя нити глубин, возвратиться на транспорт, следуя вдоль западного берега Сахалина…»
Невельской отложил перо и, подождав, пока просохнут чернила, закрыл тетрадь. Это был не судовой журнал, а его личные заметки. Начав их сразу же по отплытии из Кронштадта, он не знал, пригодятся ли они ему когда-нибудь в жизни, поскольку было совершенно не ведомо, чем обернется почти авантюрное предприятие с Амуром. Думал: ладно, если даже ничего с Амуром не получится, записи пригодятся детям – все-таки их отец совершит почти кругосветное плавание. Правда, усмехался, и детей пока нет, поскольку не удосужился жениться, но когда-нибудь это случится, и дети родятся, и будут гордиться своим отцом. А вот теперь, когда открытие фактически сделано и надо только его закрепить, можно быть уверенным, что заметки эти еще сослужат свою неоценимую службу, ибо надо будет делать доклад в Императорском Русском Географическом обществе, а там, чем черт не шутит, можно и книжицу написать. О подвигах русских моряков на дальнем востоке Сибири. Но это – позже, позже, ближе к концу избранного пути, а сейчас все только в начале.
10 июля от борта «Байкала» отвалили три шлюпки – два баркаса и вельбот – все основательно нагруженные. Одной провизии надо было для девятнадцати человек на три недели – столько времени, по предположению командира, должна была занять экспедиция. Кроме Невельского, были штурман Попов, мичманы Гейсмар и Гроте, лекарь Берг и четырнадцать матросов на веслах. К устью Амура шли по глубинам, обозначенным на карте Казакевичем, заодно проверяя их лотом, и на следующий день вошли в Амур, обогнув мыс Тебах.
– Следите за глубиной, не теряйте нитку фарватера, – в очередной раз наказал Невельской старшим по шлюпкам. – Идем под левым берегом вверх до наиболее удобного места перехода к правому.
Прошли, не останавливаясь, две гиляцкие деревни, видимо, Чныррах и Чабдах (Казакевич не дошел до них и указал на карте со слов гиляков) и увидели длинный низменный полуостров, толстым языком легший поперек реки чуть не до ее середины. Тут и решили остановиться на отдых.
– Очень удобное место для защиты устья с моря, – сказал командир, пройдясь в сопровождении офицеров по песчано-глинистым холмам, поросшим мелким кустарником. – Назовем полуостров Константиновским. Никто не возражает?
– А может, это мыс Куегда? – осторожно спросил мичман Гейсмар.
– Это по-гиляцки, Александр Федорович, пусть они его так и называют, мы же не против, – улыбнулся Невельской. – А на морской карте будет мыс Константиновский. В честь нашего генерал-адмирала Великого князя Константина Николаевича.
Они шли обратно к временному лагерю, разбитому на месте высадки, когда услышали истошные крики:
– Э-эй, все сюда!.. Помогайте!.. Да тяни же ее, тяни, мать твою перетак!..
Когда офицеры выскочили на берег, их глазам предстала фантастическая картина. Несколько матросов, стоя кто в воде, кто на берегу, откидываясь назад, изо всех сил тянули тонкий линь, на другом конце которого, вспенивая воду, бесновалось что-то огромное черно-блестящее. Из пены выныривали то остроконечная морда с гигантской пастью, из которой тянулся линь, то заостренный раздвоенный хвост, похожий на акулий, то крутая спина с идущим по ней рядом зубцов, или шишек…
– Чудо-юдо рыба-кит, – произнес рядом с Невельским сдавленный изумлением голос. Краем глаза он увидел лицо Гроте с отвисшей челюстью, но заострять на этом внимание было некогда – он бросился на помощь матросам.
За ним устремились остальные и после продолжительной борьбы все-таки вытащили «чудо-юдо» на берег. Но оно и тут продолжало биться, легко сметя с ног двух матросов, попытавшихся прижать здоровенный хвост к земле. Успокоить его удалось несколькими выстрелами в голову. И лишь после этого все, столпившись вокруг, принялись разглядывать чудовище, которое теперь неподвижно лежало на боку.