Возвращение Мюнхгаузена. Воспоминания о будущем

В начале 1925 г. он познакомился с редактором издававшегося на кооперативных началах журнала «Россия» Исаем Лежневым, который не только напечатал в № 5 повесть «Штемпель: Москва» (в том же номере печаталась первая часть булгаковской «Белой гвардии»), но и стал горячим поклонником его прозы. В «Россию» весной того же года и была отдана новелла. Редактор намеревался поместить ее в июньской книжке журнала. Две броских публикации подряд, несомненно, привлекли бы к писателю внимание критики и публики, тем более что обе вещи связаны между собой. И не только внутренне – передавая психологическое состояние осваивающего, «завоевывающего» Москву приезжего, – но и «фабульно» – концовка повести – приписка «публикатора» – дает основание думать, что загадочно исчезнувший корреспондент, «истинный автор» писем, и есть посмертно исповедующийся персонаж новеллы, ведь в его исповеди немало перекличек с «письмами». В читательском восприятии эти произведения вполне могли «срастись» в одно – крупное, необычное, резко выделяющееся даже на еще не потускневшем литературном фоне.

Однако сбыться этому было не суждено.

В письме к А. Бовшек от 17 июля 1925 г., из Москвы в Одессу, Кржижановский писал: «Источник моих всегдашних горестей – литературная невезятина – и летом не иссякает – „Автобиографию трупа“ переселяют (ввиду сокращения объема „России“ наполовину) из № 6 в № 8. Можно сказать: дождался мой „труп“ приличных похорон. Но у меня большой запас „пустей“: пусть…»

Увы, именно в это время началось официальное удушение журнала (что, кстати, сказалось и на писательской судьбе Булгакова), кульминацией которого стала высылка редактора за границу.

Попытка напечатать в подобных условиях такую вещь была заведомо безнадежна. Писатель не сразу смирился с этим. Но – пришлось.

«…Познакомили меня, почти случайно, с редактором „России“: и после трех двухчасовых разговоров вижу: надо порвать. Может быть, это последняя литературная калитка, но я захлопну и ее: потому что – или так, как хочу, или никак. Пусть я стареющий, немного даже смешной дурак, но моя глупость такая моя, что я и стыжусь, и люблю ее, как мать своего ребенка-уродца. Но ну ее к ляду, всю эту „литературу“…» (письмо к А. Бовшек от 12 августа 1925 г., из Москвы в Одессу).

Дело было не в редакторе, но в нарастающем ужесточении внутренней политики, во введении государственной монополии на средства массовой информации и на культуру в целом.

В последний раз автор пробовал напечатать «Автобиографию трупа» в 1928 г., включив ее в состав книги «Собиратель щелей», не пропущенной цензурой.

Это постепенное, но твердое отлучение писателя от печати замечательно показано Кржижановским в новелле «Книжная закладка».

Напомню подзаголовок незавершенного булгаковского «Театрального романа» – «Записки покойника». Между этими писателями еще с киевской поры установились дружеские, хотя и без особой близости, отношения; в 1920-х годах они довольно часто виделись: Булгаков бывал на выступлениях Кржижановского и (по свидетельству С. Макашина) у него в гостях на Арбате.

…на столичной шахматнице не для всех фигур припасены клетки. – Как уже упоминалось (например, в комментарии к «Возвращению Мюнхгаузена»), «шахматные» мотивы и сравнения то и дело встречаются в прозе, письмах, статьях Кржижановского.

…призрак мусорного ящика… – Ср.: «Сон: как хоронят мои рукописи в мусорном ящике» (Записные тетради).

…зигзаги от Поварской к Никитской. – Точнее: к Большой Никитской.

…точно расчисленное будущее – мыслится… почти как прошлое. – Ср.: «Я наблюдаю, как будущее превращается в прошлое. Социализм планирует, расчерчивает будущее – как прошедшее» (Записные тетради).

Вы приехали «завоевать Москву»… – Настроение для автора вполне «автобиографическое»: именно таково оно было у Кржижановского в 1922 г.

…особое уменье, которого никогда не было во мне: уменье быть живым. – Любопытно – и совершенно в духе Кржижановского, – что не знавшая этой новеллы Н. Семпер свои воспоминания о Кржижановском озаглавила: «Человек из небытия».

…аккуратно намыленная петля… как радикальнейшее средство от бессонницы. – Вариация на тему французской поговорки: «Лучшее средство от головной боли – гильотина».

Давно ношу поверх зрачков стекла. – Судя по фотографиям, Кржижановский носил очки с последних студенческих лет: в его художественной системе очки – прозрачная, «проясняющая» либо «искажающая» непреодолимая преграда между глазом и миром – встречаются нередко и вместе со стеклом и окном занимают чрезвычайно существенное место, определенное самим писателем, кроме «Автобиографии трупа», в повести «Штемпель: Москва» (1925, «Письмо четвертое») и других сочинениях.