Читаем Возвращение Мюнхгаузена. Воспоминания о будущем полностью

Особенно внимательно осмотрел я свое имя: на конверте. Да, девять букв… – Прозрачное указание на автобиографические мотивы новеллы: девять букв имени Сигизмунд (имен такой длительности в славянском ономастиконе – явное меньшинство).

…формула natura horreat vacuum… – «Природа боится пустоты»; одно из положений схоластической философии (предлагалось, например, в качестве объяснения того, что вода движется за поршнем насоса).

Штирнер Макс (1806–1856) – см. комментарий к с. 273.

…мне помогают символы математической логики. – См. комментарий к повести «Странствующее „Странно“».

…с четырьмя томами «Философского лексикона» (Гогоцкого)… – Сильвестр Сильвестрович Гогоцкий (1813–1889) – русский философ; его «Философский лексикон» (Т. 1–4. 1857–1873) – одна из первых попыток создать в России философскую энциклопедию.

…порог лекционной аулы. – Аула – в иностранных университетах и школах – актовый зал.

Ифика – принятая в XVIII–XIX вв. в России транскрипция греч. ήφικος.

Герберштейн Сигизмунд (1486–1566) – германский дипломат, дважды бывавший в России; первое русское издание его книги «Rerum Moscovlticarum Commentarii» вышло в 1748 г. под заглавием «Записки Герберштейна», ныне принятый вариант заглавия: «Записки о Московии».

Челышев – сведений обнаружить не удалось.

…пестрые жолнерские флажки. – Желнеры (жолнеры) – в польской армии «регулировщики» (или «линейные»), обозначающие флажками линию построения войск; эти цветные флажки были прикреплены к головному убору, на затылке.

Это он, назвавшись Grand Peut-Etre’oм, перешутил шутника Рабле, пригласив его «на после смерти». – Источник аллюзии не найден.

Бережки – так называлась в ХVI – начале XX в. местность на правом берегу реки Москвы в районе современного Бородинского моста.

…игра в cottabos… – Персонаж неточно излагает условия этой римской игры: гости выплескивали остатки вина в чашку, плавающую в воде, «выигрывал» тот, после чьих капель чашка тонула.

…научно доказано, что попытка распутать ассоциативные нити… – Такого мнения держалась современная Кржижановскому психология; однако развитие психоанализа (в частности, работы К. Г. Юнга) показало, что эти «попытки», предпринятые по определенным методикам, все же позволяют если не «изъять чужеродный… образ», то, во всяком случае, значительно ослабить его действие.

<p>Квадратурин</p></span><span>

Комната, четырехстенная замкнутость, «квадратура» – иллюзия дома, обжитого пространства, противостоящая бездомью, «минус-пространству» (В. Н. Топоров), не только «среда обитания» персонажей Кржижановского, но и – часто – тема их размышлений, «составляющая» мировоззрения: подлестничная каморка Макса Штерера («Воспоминания о будущем»), комната, неожиданно достающаяся приезжему журналисту Штамму – вместе с исповедью предыдущего жильца («Автобиография трупа»), комната-мир уменьшившегося до пылинки героя («Странствующее „Странно“») и т. п. «Квартирный вопрос» в пореволюционном самочувствии и мироощущении действительно оказался одним из существеннейших. Этой «площади» достаточно, чтобы не умереть, но мало, чтобы жить, потому люди пребывают как бы в промежуточном, «безопорном» состоянии. Превалирует чувство «неуюта», хорошо знакомое Кржижановскому (озаглавившему этим словом начатый в конце 1920-х годов и незавершенный роман). Вероятно, именно этот «затиск» привел его в последние пять лет жизни к агорафобии – острой боязни открытого пространства. Описание «квадратуры» героя новеллы Сутулина очень похоже на «жилищные условия» самого писателя. Бальзаковский мотив («Шагреневая кожа») – «перевернутым» – введен в это жизненное пространство: сжимать его уже некуда, но можно расширить – в никуда…

– Вот именно: спичечная коробка. – Эта расхожая метафора «реализуется» в дальнейшем: герой вынужден ориентироваться в своем жилье при помощи спичек, в финале последняя спичка уже не может высветить разросшегося короба.

Он встал и попробовал зашагать из угла в угол… – Ср.: «Квадратура моей комнаты – 10 кв. аршин…» («Штемпель: Москва». «Письмо первое»).

…с piano на mf, с mf на f: ff… – Т. е. с нарастающей громкостью (до forte-fortissimo).

Перейти на страницу:

Похожие книги

Один в Берлине (Каждый умирает в одиночку)
Один в Берлине (Каждый умирает в одиночку)

Ханс Фаллада (псевдоним Рудольфа Дитцена, 1893–1947) входит в когорту европейских классиков ХХ века. Его романы представляют собой точный диагноз состояния немецкого общества на разных исторических этапах.…1940-й год. Германские войска триумфально входят в Париж. Простые немцы ликуют в унисон с верхушкой Рейха, предвкушая скорый разгром Англии и установление германского мирового господства. В такой атмосфере бросить вызов режиму может или герой, или безумец. Или тот, кому нечего терять. Получив похоронку на единственного сына, столяр Отто Квангель объявляет нацизму войну. Вместе с женой Анной они пишут и распространяют открытки с призывами сопротивляться. Но соотечественники не прислушиваются к голосу правды — липкий страх парализует их волю и разлагает души.Историю Квангелей Фаллада не выдумал: открытки сохранились в архивах гестапо. Книга была написана по горячим следам, в 1947 году, и увидела свет уже после смерти автора. Несмотря на то, что текст подвергся существенной цензурной правке, роман имел оглушительный успех: он был переведен на множество языков, лег в основу четырех экранизаций и большого числа театральных постановок в разных странах. Более чем полвека спустя вышло второе издание романа — очищенное от конъюнктурной правки. «Один в Берлине» — новый перевод этой полной, восстановленной авторской версии.

Ганс Фаллада , Ханс Фаллада

Проза / Зарубежная классическая проза / Классическая проза ХX века / Проза прочее
Лолита
Лолита

В 1955 году увидела свет «Лолита» – третий американский роман Владимира Набокова, создателя «Защиты Лужина», «Отчаяния», «Приглашения на казнь» и «Дара». Вызвав скандал по обе стороны океана, эта книга вознесла автора на вершину литературного Олимпа и стала одним из самых известных и, без сомнения, самых великих произведений XX века. Сегодня, когда полемические страсти вокруг «Лолиты» уже давно улеглись, можно уверенно сказать, что это – книга о великой любви, преодолевшей болезнь, смерть и время, любви, разомкнутой в бесконечность, «любви с первого взгляда, с последнего взгляда, с извечного взгляда».Настоящее издание книги можно считать по-своему уникальным: в нем впервые восстанавливается фрагмент дневника Гумберта из третьей главы второй части романа, отсутствовавший во всех предыдущих русскоязычных изданиях «Лолиты».

Владимир Владимирович Набоков

Классическая проза ХX века