Возвращение на Восток

Олег уже двое суток валялся в Красном доме. Это называлось постельным режимом.

В положении лежа все было как будто ничего. Но лишь стоило встать и немного походить, как тошнота возвращалась.

Ребята уезжали на работу, и он оставался совсем один.

Мархаба старалась его не беспокоить. Ей все объяснили переводчики и арабские врачи из военного госпиталя, приезжавшие на второй день. Они взяли анализы: кровь из пальца и вены, долго глядели зрачки.

Но, в общем, заявили, что жить наш друг будет, нужно только отлежаться.

Времени полежать, подумать образовалось сколько угодно – обещали не тревожить неделю.

Он мысленно вновь и вновь проживал каждую минуту того дня.

Как же им удалось доехать до Дамаска в тесной кабине грузовика вчетвером, тем более с раненым Алексеем, который по большей части находился без сознания? Самому Богу известно!

Добравшись до арабского военного госпиталя, в последнем рывке, вдвоем с Александром Соколовым, без сил, без конца останавливаясь и переводя дыхание, они дотащили капитана до операционной.

Странно, но медбратьев в военном госпитале оказалось совсем мало. В основном женский медперсонал.

Ничего объяснять врачам не потребовалось – все было слишком очевидно.

Оставив Хорунжего в госпитале, друзья вышли на улицу и, присев на каменной части госпитального забора, отдыхали, вдыхая воздух покоя.

– Ну, что теперь будем делать, Александр Николаевич? – спросил Олег майора Соколова.

– Ловим такси и в офис за «пряниками», – угрюмо, усталым голосом отозвался майор.

– Думаете, за «пряниками»?

– Конечно, сейчас скажут, что все мы проспали.

– Ну да, надо было сачком евреев ловить!

– Пошли, Олег. Ты как, сможешь подняться?

– Смогу. Тошнит только.

– И меня крутит. Это контузия. Башку ломит, да еще оглох на левое ухо.

Соколов оказался прав. Их ждали.

Не удостоив переводчика и минутой внимания, ГВС Магометов продержал майора на ковре минут сорок. К нему были вызваны особист, офицер связи и какие-то люди, которых Олег раньше не видел.

Все это время наш друг провел в туалете в обнимку с унитазом. С каждым новым приступом тошноты он словно отходил от случившегося, но здоровье не улучшалось, а ухудшалось.

«Бедняга майор, – думал он. – Могли бы допросить и после – ведь наступление евреев остановлено».

В который уже раз во время кризиса на Ближнем Востоке в дело вступала большая политика – и успешное продвижение израильских войск было остановлено чьей-то неведомой волей.

Наконец, экзекуция была окончена. Наши друзья оказались в кабинете у хохлятского медика, который нес чепуху о возможных неблагоприятных последствиях контузии и совал попеременно под нос каждому из друзей вату с нашатырем. На большее он был неспособен.

Затем их развезли по домам на офисной машине после их дружного отказа от услуг медиков арабского госпиталя.

– Мархаба![37] – сунулась в комнату нашего друга арабская горничная.

– Мархабтейн[38].

– Вам не следует ходить без майки. У нас в Сирии всегда нужно надевать майку, иначе можно сильно заболеть, – проявила заботу горничная.

– Думаю, что хуже уже не будет, – пошутил Олег и, чтобы не мешать ей с уборкой помещения, вышел на балкон, натянув на голый торс армейский свитер.

Последнюю неделю в Дамаске заметно похолодало. Но днем температура воздуха все равно была еще около 17–18 градусов тепла.

«А в Москве уже мороз, декабрь все-таки», – с нежной грустью думал Олег.

Спустя несколько дней, немного окрепнув, с переменным успехом прогулялся по району – не давали покоя слабость и время от времени подступающая тошнота.

Однако через неделю твердо решил ехать на службу. Очень хотелось увидеть своими глазами то, что произошло в дивизии после израильского наступления.

Ему уже было известно, что Хорунжего отправили в СССР на стационарное лечение. А Соколов пока, как и он сам, отлеживался дома.

За ним заехали утром. Олег прогуливался у входа в Красный дом в ожидании хабирской тойоты, одетый в сирийский камуфляж и армейские ботинки.

Мимо него нескончаемым потоком шли в местную школу сирийские дети, поедая на ходу безразмерные сэндвичи.

В микробасе уже сидели почти все спецы дивизии. Его встретили дружески. Похлопывая по плечу, интересовались здоровьем, подбадривали.

Автобус тронулся, и наш друг приготовился к долгому пути в соединение, отметив про себя отсутствие Хорунжего и Соколова.

Проехали минут двадцать, автобус выскочил из города, и вдруг Олегу стало худо. Некоторое время он еще силился бороться, но вскоре стало понятно, что крепкой воли недостаточно. А потом погас свет…

Он очнулся на улице. Спецы вытащили его из автобуса и положили на песчаный склон, расстегнув ворот рубахи. Поднималось солнце, и уже было довольно тепло. Но Олега колотил озноб.

– Эх, рано он вышел из дому. Надо было еще полежать, – сказал один из спецов.

– Я всю жизнь прожил в горах, в условиях перепада давления. Даже иногда кровь носом шла, но и тогда не терял сознания, – сказал другой.

– Чего ты сравниваешь? Это же контузия! – ответил ему первый.

Придя в сознание, переводчик попытался встать. Но это ему не удалось, и он лишь сел на грунт.