Возвращение на Восток

– Как ты себя чувствуешь? – с тревогой спрашивали сослуживцы.

– Нормально, только холодно и слабость.

– Тебе нужно возвращаться домой в постель, – сказал старший группы советских специалистов подполковник Прохорович. – Врача мы к тебе пришлем.

Прохорович не отпустил его одного, назначив провожатым подполковника Сафронова. Они поймали попутку и вернулись в Дамаск.

Анализы и тесты, проведенные в сирийском военном госпитале, показали норму. Хоть сейчас в космос! А здоровья не было.

Парня будто подменили. Преследовали головокружение и тошнота. Есть не хотелось. Он лежал совсем один в своей комнате.

Однажды он услыхал звуки веселой вечеринки, устроенной переводчиками в дальней комнате дома, поднялся с кровати и пошел к друзьям. Открыл дверь и… повисло молчание. Потом кто-то спросил:

– Олежа, ты тоже к нам?

«Боятся, – понял наш друг, – а вдруг у меня что-то заразное?»

– Да нет. Шел в туалет. Зашел поздороваться, – повернулся и побрел к себе.

За спиной его снова провожало молчание.

Так прошло еще несколько одиноких дней. И тут к нему из Дирии приехал его институтский друг Миша Абрамов.

Они тепло обнялись, глаза друга светились радостью. Олег спросил:

– Миш, а ты не боишься? А если у меня что-нибудь заразное?

– Зараза к заразе не пристает, – ответил друг. – Ты лучше скажи, какие тебе нужны лекарства? Я схожу в аптеку.

– А у меня денег сейчас нет…

– А я у тебя денег прошу? – отрезал Мишка.

Состояние оставалось стабильно неважным. Врачи ничего не находили: все анализы, которые только могли взять в местных условиях, показывали норму.

Выходило, что надо лететь в Москву к советским докторам.

Денег не было, но как приехать из-за границы без подарков? И тут он вспомнил, что у него в шкафу стоит еще привезенная из СССР бутылка водки «Столичная».

Взяв ее с собой, отправился на рынок Хамидийя, где в первой же попавшейся лавке обменял водку на золотое кольцо с резьбой – для мамы, надев его на свой безымянный палец.

Главное было сделано. Остальное уже более или менее решалось. Впереди была дорога в Москву.

…Самолет, коснувшись полосы, весело покатил по аэродрому.

«Ну, вот и все. Дома», – подумалось легко, как будто свалился камень с сердца.

Олег начал искать по карманам заначенную для возвращения в СССР трешку и, найдя ее, решил, что поедет прямо в институт.

К самолету подали трап, и народ, максимально утепляясь на ходу, потянулся к выходу.

В Шереметьево-1 стоял трескучий мороз. Березы, с ослепительно белыми стволами, застыли на колючем ветру.

Автобуса у лайнера не оказалось. До здания аэропорта нужно было идти пешком вместе со своим скарбом, преодолевая сотню-другую метров по бетонному полю.

Наш друг шагал в толпе пассажиров одетый в рыжую сайгачью куртку, не по сезону, и темно-красных башмаках. С одышкой, едва живой от резкого перепада температур, добрался до паспортного контроля. И, уже проходя его, потерял сознание.

Очнулся в карете скорой помощи. Попытался встать, но его удержали в лежачем положении.

– Куда вы меня везете? – спросил он медсестру.

– В стационар, на Соколиную гору. Как вы себя чувствуете?

– Замечательно.

Его поместили в бокс № 45, отворив входную дверь прямо с улицы.

Войдя в помещение в верхней одежде с дорожным чемоданчиком, наш друг огляделся. Бокс представлял собой стеклянный аквариум, стенки которого были наполовину закрашены масляной краской. Не закрашенной оставалась лишь стенка коридора. Посередине бокса стояла больничного типа пружинная кровать. А рядом с ней – унитаз.

«Классная обстановочка! – уныло подумал Олег. – С корабля на бал. Да тут и на толчок без контроля не сядешь! Кого же здесь держат? Ну да, ведь я же вернулся из-за границы и, значит, мог привезти с собой какую-то незнакомую заразу! Все понятно. Значит, я на карантине!»

…Был поздний вечер. Он прилег на кровать. Тихо, ни звука.

Через не замазанную часть широкой деревянной двери-фрамуги был виден уличный фонарь. На тихо льющийся от него желтый свет густыми хлопьями обильно падал предновогодний снег.

Из какого-то далекого репродуктора доносились слова песни в исполнении популярной в те годы певицы Майи Кристалинской:

«На Садовом кольце никаких нет садов,
Только вечером, вечером, вечером,
Как большие цветы, фонари у домов
Расцветают для каждого встречного…»

«Теперь все будет хорошо. Я дома», – так тихо, спокойно стало на сердце, и он закрыл глаза.

Хотя до дома было еще далеко…

Глава 19 Госпиталь им. Н. Н. Бурденко, Москва, февраль-март 1971 г

Через пару дней внешняя стенка бокса на Соколиной горе вновь распахнулась перед нашим знакомым. У него не нашли ничего опасного для окружающих.

Но перемещаться по занесенной снегом Москве ему было крайне сложно – появилась гнетущая одышка.

До Военного института на Волочаевской добирался на метро и трамвае. Двигался медленно, как во сне.