Затаив дыхание, Эмми прошла под зелёными арками, легко касаясь розовых бутонов и смеясь, если лепестки падали ей на лицо и плечи. Лето в этом году выдалось жаркое и длинное, и почти все розы уже отцвели. Остались лишь некоторые, припозднившиеся цветки. Хотя Эмми сложно было поверить, что их могло быть ещё больше. Ей казалось, что цветы окружают её со всех сторон: розы над головой, пышные лилии внизу на клумбах, пропитанный сладким ароматом воздух…
Солнце сияло уже ярче и нагревало плечи сквозь тонкие рукава кофты. Эмми улыбнулась самой себе и принялась кружиться по саду как юла, задрав подбородок и зажмурившись. Она видела перед собой только насыщенное оранжевое свечение, пробивающееся через закрытые веки. Вокруг неё витали ароматы сада, и она танцевала по дорожкам, пока у неё не закружилась голова и едва не подкосились колени. Эмми тихонько рассмеялась и стала вертеться чуть медленнее, осторожно переступая с ноги на ногу. Ей было слышно, как жужжат пчёлы и маленькие птички поют свои песни.
Остановившись отдышаться у большого дерева с голыми ветвями, увитого розами так, что оно казалось живее любого другого, Эмми вдруг поняла – сад вовсе не тайный. Мэри описывала мёртвое, заброшенное место. А здесь трава была подстрижена, а розы, хоть и росли повсюду словно дикие, всё же аккуратно обвивали статуи и деревья. И калитка, даже и спрятанная за плющом, оказалась не заперта.
Она впустила сюда кого-то ещё, – с сожалением прошептала Эмми. Ей страшно хотелось, чтобы сад оставался тайной. Чтобы она могла прятаться в нём ото всех.
«Ну и что ж, я всё равно могу сюда приходить», – наконец подумала девочка. В такой ранний час легко представить, что сад принадлежит ей одной. Наверняка она сможет приходить сюда и в другое время. А если кто внезапно нагрянет – спрячется за деревом или в кустах. Эмми улыбнулась и потеребила лепестки пышной фиолетово-пунцовой розы. Они росли так близко друг к другу, что между ними не протиснулся бы даже её мизинец.
Да, сад больше не был таинственным, но всё равно мог стать секретом Эмми, её волшебной тайной.
Следующие несколько дней Эмми заглядывала в сад при каждой возможности, гуляла по нему, любовалась статуями и цветами. Иногда срывала сухие бутоны, потому что знала, что так надо, и потому что ей не нравилось смотреть, как они умирают, на их поблекшие краски, и вдыхать тошнотворно-сладкий запах. Она прятала их за одной из статуй, чтобы они не лежали на виду.
Реполов наблюдал за ней, обычно с высокой ветки дерева, и одобрительно щебетал.
– Тебе нравится, что я сюда прихожу? – как-то раз спросила его Эмми, проходя мимо. В руках она держала корзинку, полную коричневых бутонов. Корзинка нашлась за одной из теплиц, а в классной комнате обнаружились брошенные ножницы для шитья. Эмми забрала ножницы, чтобы срезать цветы, и никто их не хватился. Настоящие садовые инструменты она достать не могла – они хранились в запертых сараях.
С каждым днём реполов подлетал всё ближе. Как-то раз он даже сел на край корзинки. Эмми почти не сомневалась, что он живёт в тихом уголке таинственного сада, рядом с крошечной статуей мальчика, играющего на флейте. Фигурку было почти не видно за листьями вьюна, по-осеннему оранжевыми и золотыми, и из неё получилось бы отличное место для уютного гнёздышка с наступлением весны.
Когда Эмми проводила утро в саду, время пролетало незаметно. На завтрак она прибегала запыхавшаяся, с лепестками в волосах. И почему-то её уже не так раздражали вредная ухмылка Артура и капризы Руби, которая просила помочь ей застегнуть пуговицы. В мыслях она возвращалась в свой сад, представляла, как гуляет среди лилий и роз, как лежит на нагретой солнцем каменной скамье. Руби очень удивилась, когда вдруг Эмми, после того как застегнула ей все пуговицы, внезапно обняла её и закружила по комнате.
В саду Эмми часто отдыхала, сидя на траве, прислонившись спиной к морщинистой коре большого сухого дерева и рисуя в своём воображении, каким увидела это место Мэри – тёмным и мёртвым. Никто не говорил, когда они вернутся в Лондон. Может, Эмми тоже застанет сад зимой? Она всё ещё читала дневник, но из-за долгих прогулок на свежем воздухе к ночи у неё совсем не оставалось сил, и она быстро засыпала над страницами, исписанными затейливым почерком.