Возвращение в Терпилов

Я протянул ей руку, но она резко отстранилась. Смотрела она грустно и жалостливо, при этом поминутно опасливо оглядываясь по сторонам. Я снова шагнул ей навстречу, но в этот раз она с отвращением и ненавистью оттолкнула меня. «Не знаешь, что ли, он придёт!» – хрипло крикнула мне в лицо, и в следующую секунду растворилась в тумане… Передо мной показался Прохоров. Он держал в руках фотографию, ту самую, что была украдена с виллы Пахомова и грустно улыбался. Присмотревшись к снимку, я начал снова, как тогда, в особняке, узнавать что‑то, но не успел – видение растаяло. Передо мной возник Саша. Он находился на расстоянии вытянутой руки и что‑то тихо шептал, едва шевеля губами. Казалось, что‑то сковывало парня, и он не мог сдвинуться с места. Чтобы расслышать его, я сделал шаг навстречу, но Саша растворился в воздухе. Вдруг исчезло всё – лес, деревья, призраки. Я оказался в чёрной густой тьме. Где-то далеко, на горизонте, тускло светилась точка. Вдруг она двинулась ко мне. Точка приближалась, росла, приобретая страшно знакомые очертания… Передо мной был гроб – тот самый, в котором мы похоронили нашу Светочку. Несколько мгновений, показавшихся вечностью, он стоял передо мной бездвижно. Вдруг гроб содрогнулся – так, словно кто-то робко стукнул по крышке изнутри. Ещё один удар – уже сильнее, настойчивее, за ним ещё и ещё…

– Папа, купи! Купи Анфису! – услышал я страшно знакомый голос. – Ну куп-и-и-и-и-и-и!

Зажав уши, я побежал прочь, но голос следовал за мной, гремел вокруг, пронизывал меня насквозь.

– Купи куклу-у-у-у-у!

Спасаясь от кошмара, я закрыл глаза, а когда открыл их снова, гроб был передо мной. Удары по крышке изнутри становились громче, чаще. Наконец, деревянная крышка не выдержала и разлетелись на куски. Из гроба во все стороны хлынул свет, и в этом свете всё отчётливее, всё яснее становился силуэт. Я узнал Нику Белозёрову. Она была такой, как на фотографиях в альбоме – в белом платьице, с огромными розовыми бантами на голове. Она шагнула ко мне, взяла за руку, и, глянув снизу вверх, тихо попросила:

– Папа, ты же купишь куклу?

– Куплю, дочка, – ласково ответил я, странно, безжизненно успокаиваясь.

Вдруг всё замелькало. Фигурка девочки сжалась до булавочной головки, затем выросла снова. На этот раз передо мной был призрак, виденный в ночь убийства Королёва. Женщина жалостливо, с тяжёлой тоской глядела на меня. Но вдруг расхохоталась, обеими руками схватила меня за плечи и энергично встряхнула. «Сделай же что‑нибудь! Ты гражданин! Гражданин!» – крикнула она мне в лицо. Я вздрогнул и проснулся.

– Гражданин, гражданин! – услышал я над ухом суровый голос и, подняв глаза, увидел кондуктора, который осторожно теребил меня за плечо. – Билет, пожалуйста.

Я нащупал в кармане бумажник и подал проездной талон.

– А какая станция? – глянув за окно, спросил я хриплым спросонья голосом.

– Сортировочная, – безучастно ответил кондуктор, делая на бумажке росчерк. – Следующая – «Терпилов».

Глава тридцатая. Действую. Прохоров указывает путь

Шагая от вокзала к гостинице, я напряжённо решал самую важную с начала расследования задачу. Итак – можно ли считать моё дело оконченным, а Сашу – главным подозреваемым? Не стоит ли продолжить поиски новых улик, а вместе с тем затаиться и подождать в надежде, что преступник как‑нибудь ещё выдаст себя? Не может ли, наконец, вся эта история оказаться странной цепью случайностей, карточным домиком, который развалится от одного нового факта? Ведь что у меня, в сущности, есть на Сашу? Он водит машину, которая была замечена возле особняка Пахомова после его убийства. Но машина не его, а редакционная, и взять её мог кто угодно. Он приходил к избитому по приказу покойного судьи Обухова старику, интересовался делом, пытался помочь его семье. Но он мог руководствоваться журналистским долгом или простым человеческим сочувствием. В момент его нахождения в особняке Пахомова пропала фотография. Но её мог взять Францев или, как это ни маловероятно, один из полицейских. И, наконец, главный факт – Саша был знаком с пропавшей девочкой и знал убитого учителя. Но и это при желании объяснялось легко – в Терпилове всего три школы, и вероятность того, что мальчик попадёт именно в класс, где училась Белозёрова и преподавал Королёв, была хоть и невелика, но отнюдь не равнялась нулю.

Что ж, каждое из объяснений по отдельности звучало убедительно. Но вместе они не выдерживали никакой критики – одно или два совпадения ещё можно допустить, но когда их столько… Если же соотнести имеющиеся данные с другими фактами, а также с тем, что против оставшихся двух журналистов «Терпиловки» – Милинкевича и Францева, не имелись никаких улик, то картина получалась ясная – преступником мог быть только Саша…